Актерские заметки о псковских спектаклях Дмитрия ВасильеваАкадемический театр драмы им. А.С. Пушкина готовится к новому 103 театральному сезону, открытие которого намечено на 17 октября. Уже известно, что одну из премьер зрители увидят в постановке московского режиссера, чьи спектакли уже оценили псковичи.Новая жизнь старых истинЕсть в жизни каждого театра события не публичные, внутреннего, так сказать, значения, которые если и отразятся на конечном результате, то не сразу, не вдруг, не скоро. Премьера – да, она всем видна, тем более, если речь идет о совсем небольшом, хоть и областном, городе и театр в нем единственный. Тут – всё на виду, на юру, на острие внимания публики и прессы, которые, в конце концов, и определят, быть ли новому спектаклю рядовым малозаметным кирпичиком, либо суждено стать архитектурным украшением в постройке истории местного театра. Другое дело – появление новых актерских имен. Тут у братьев-актеров всегда интерес внутренний и особый. На что претендует новоявленный коллега? Какую привнесет новую ноту, какой краской станет в более-менее сложившейся актерской палитре, какую сыграет тему? Соответствовать уровню, требованиям, надеждам – сможет ли? Кого, наконец, и в чем потеснит? На многое ответит первая роль новичка. Кто-то – чего греха таить – облегченно вздохнет: мол, ничего особенного и можно не волноваться. Кто-то обретет друга или недруга, кто-то союзника в поисках, а кто уже устал, и вовсе останется безразличен.Совсем иного рода чаяния и надежды – новый режиссер. Право, чем-то напоминают они сиротскую детдомовскую тоску-мечту, что вот де приедет добрый дядя и не просто угостит конфеткой, а назовется папой и возьмет в сыновья, в вожделенный дом. И замурлычет тогда актер, как булгаковский Шарик: «Вот мне свезло, так свезло…» Для актера встреча с режиссером – всегда в какой-то степени встреча с судьбой. Факт есть факт: у актера, тем более в провинции, выбора практически нет, тут как карта ляжет или кого Бог пошлет. Жизнь на подарки скупа, и право сказать своему режиссеру «мы с тобой одной крови» остается редкой привилегией везения. Наш Пушкинский театр обделенным режиссурой считать грешно. Есть свои сложившиеся традиции, довольно высокая профессиональная планка, ниже которой работать неприлично, есть свои лидеры. И все же период, который переживает театр сейчас, лучшим никак не назовешь. Отсутствие в течение двух сезонов главного режиссера – не повод для радости. А невнимание к театру региональной власти делает Псков все менее привлекательным в развивающемся театральном пространстве России. Тут и плачевное состояние исторического здания Народного дома им. Пушкина, столетие которого два года назад отметил театр, и предельно низкие зарплаты, и проблемы с жильем, решение которых могло бы привлечь в город хорошо обученных выпускников театральных школ. Результат – труппа стареет, растут ограничения в выборе репертуара – не только материальные, но и творческие: ставим то, что пока еще можем. Последний сезон отметился печальным рекордом: не считая новогодней сказки всего три премьеры. И приезды на постановку режиссера Дмитрия Васильева стали в некотором роде спасением.Впервые Д. Васильев приехал в Псков в 2001-м. Работа над «Трудными родителями» Ж. Кокто запомнилась коллегам как напряженный период профессионально захватывающей работы и на редкость приятного, интеллигентного человеческого общения. Я в том спектакле не участвовал, но имя режиссера запомнил. И когда стало известно, что он едет ставить «Не все коту масленица» А.Н. Островского, сразу перечел пьесу, с сожалением убедившись, что и эта постановка обойдется без меня. Но внимание уже было повышенным: по возможности присутствовал на репетициях, расспрашивал сотоварищей о подробностях и мелочах. Спектакль удался. Есть у нас в театре традиция, которая, может быть, кому-то не по душе, но, на мой взгляд, нужная и значимая в жизни театра: каждый год перед открытием сезона в рамках работы Актерской секции СТД мы проводим тайное рейтинговое голосование по спектаклям прошедшего сезона, результаты которого не всегда совпадают с оценкой официальной. «Не все коту масленица» признан актерами лучшим спектаклем сезона 2006/07 года.Сразу – о тандеме режиссера с художником. Все спектакли, во всяком случае, в нашем театре, поставлены Д. Васильевым в соавторстве с заслуженным художником России Валерием Мелещенковым. Актер всегда судит по себе, в первую очередь о партнере. Одно из важнейших, начиная с первой репетиции, - партнерство с художником. Главный художник театра В. Мелещенков на протяжении всего репетиционного процесса – партнер великолепный. Его оформление, всегда умное, эффектно-выразительное, всегда динамично функциональное, ставит актера в условия сопричастности серьезному творчеству и делает возможным осуществление самого, может быть, главного (во всяком случае, для меня) актерского чаяния – осмысленного существования на сцене. Причем Мелещенков «не бросает» актера до самой премьеры, проходя и преодолевая вместе с ним все «мелкие» неудобства мизансцен, костюма, игрового реквизита и проч. В спектакле «Не все коту масленица» режиссер совместно с художником противопоставил два мира – богатого купца Ахова и дом Кругловой, добропорядочно вдовствующей Дарьи Федосеевны и дочери ее Агнии. Собственно, все по Островскому, с полным, вызывающим уважение, почтением к автору. С одной стороны каменные стены, отягченные непробиваемым плюшем, с другой – ситцевая простота с воздушными занавесками и цветочными горшками на подоконнике. Власть денег противостоит тому, что называют простым человеческим чувством. При этом оформление – уличные вывески, детали быта, мебель, выдержанный стиль костюмов – как бы продолжая собой такую узнаваемую и, благодаря Островскому, родную замоскворецкую русскую речь, создают особый флёр-атмосферу, которая уже сама диктует способ сценического существования. И вот тут вступает в действие режиссура. Д. Васильев – из тех, скажем так, нечастых режиссеров, что ищет пути воплощения замысла через актера. Вроде бы – старая, школьная, сформулированная еще Станиславским истина – «режиссер должен умереть в актере», и никто ее не отменял. Но что-то мало охотников на подобную «смерть». Видно, нужна какая-то особая творческая отвага, чтобы передать судьбу своего выношенного, взращенного умом и сердцем детища в другие руки. Это отвага зерна, падшего в землю, которое, по евангельскому слову, если умрет, то принесет много плода, а не умрет – останется одно. Так, может, цепочка «смертей» – художника в режиссере, режиссера в актере, актера в зрителе – и делает плодоносным цветущий сад по имени театр? Не все коту, иногда и актеру«Не все коту масленица» в изложении Васильева – череда прекрасных актерских работ. Казалось бы, Ахов Ермил Зотыч: играй колоритного богача-самодура, и зритель твой. Режиссер избирает другой путь. В исполнении народного артиста РФ Юрия Новохижина Ахов, не ведая греха, искренне, «от всего сердца» не понимает, почему его не хотят считать благодетелем, отказываются видеть в богатстве высшую добродетель и не желают кланяться. Возникает некий захватывающий парадокс глупости, вызывающий то смех, то сочувствие, но именно глупости вкупе с моральной недалекостью, чтобы не сказать уродством. Вот вам и современная тема, которая сплошь и рядом: неадекватная самооценка и поставление себя в красный угол всего и вся. В финале Ахов Новохижина уже не требует, даже не просит, а жалко клянчит: «Поклонись ты, нищий, хоть за деньги!» И – «Как жить? Как жить?! Родства народ не уважает, богатству грубить смеет!» И смех, и слезы. А как достоверна и узнаваема юная Агния, остро, хитро и с юмором сыгранная Ольгой Журавлевой, всё берущая в свои невинные цепкие ручки, дабы не упустить судьбу. Заслуженная артистка РФ Надежда Чепайкина ведет свою Дарью Федовеевну от интереса к интересу: поначалу она строгая мать дочери-невесты, а вот всем женским существом отзывается лучику надежды и на свое счастье, пробившемуся сквозь скрытую вдовью тоску. А вот она разрывается между благополучием, что сулит брак Агнии со старым богатым купцом, и тем самым простым счастьем, которого желает дочери. И чем увлеченнее актриса каждым из интересов, тем весомее последний и главный выбор: «Да осыпь ты меня золотом с ног до головы, а я дочь свою на позорище не отдам». Проигрышных ролей в спектакле нет, у каждого из актеров свой, общий с персонажем интерес, каждый по-своему приметен: и Феона заслуженной артистки РФ Галины Шукшановой, и Маланья Валентины Банаковой. А Юрий Новохижин в роли Ахова и Роман Сердюков в Ипполите стали лауреатами конкурса «Лучшая роль сезона». Впору спросить: а где же режиссер? При чем тут он, если актеры всё делают сами? Когда режиссера в актере не видно, одно из двух: либо его не было и нет, либо он хорошо спрятался. В том и суть режиссуры Васильева, что он, не боясь остаться невидимкой, все отдает актеру, т.е., следуя старой истине, не боится в актере «умереть». Результат – живое дыхание здесь и сейчас рожденного театра. С первой же сцены спектакль словно берет зрителя под руку и, задушевно беседуя, а то и дружески хохоча, идет вместе с ним к финалу, чтобы под занавес вместе вздохнуть: «Да-а, не все коту масленица…» «Иль это только снится мне…»Следующим и пока спектаклем Дмитрия Васильева в Пскове стал «Дядюшкин сон» Ф.М. Достоевского в собственной инсценировке. Тут уж и я «отхватил» роль, и не какую-нибудь, а Павла Александровича Мозглякова, одного из главных участников скандала, разыгравшегося в приснопамятном в русской литературе городе Мордасове. Первую (так уж случилось) премьеру сезона 2007/08 выпустили в рекордно короткие сроки: от начала репетиций 15 февраля до первого спектакля 14 марта прошло меньше месяца. Разумеется, это стало возможным только при стопроцентной готовности режиссера, художника, да и театра, который показал, что способен к мобилизации ресурсов. Репетиции шли предельно насыщенно, с максимальным использованием отпущенного времени, и все же находились минуты и для неформального общения.Так я узнал, что Д. Васильев обучался режиссуре в Москве и Лондоне, начал работать режиссером-постановщиком в 1989 году в Творческих мастерских СТД в Театре Русской драмы в Москве. Ставил спектакли в драматических театрах Ставрополя, Нижнего Новгорода, Орла, Ульяновска, других городов; вел семинары и мастер-классы в Англии, Ирландии, Голландии, лауреат театральных фестивалей, и прочая, и прочая... Помимо режиссерской работы, прекрасно владея английским, переводит пьесы современных американских и английских драматургов. Меня, понятно, интересовало мнение режиссера о Псковском театре: «Всегда крайне важна возможность сотворчества, - говорил режиссер, - и здесь она есть. Есть некий уровень, который актеры не позволили в себе опустить. Это и называется русской актерской школой, когда актер, что называется, «нутром» цепляет зал…»А я приглядывался к нему как личности, к его манере общения методам и приемам работы с текстом и актером. Среди прочего – к реакции на непредвиденные ситуации, без которых не обходится ни один выпуск спектакля, будь то технические сложности или вынужденная замена исполнителей. Режиссура – в известном смысле дипломатия, искусство возможного, и Васильев показал, что владеет им вполне. Неожиданности, от которых другой не раз спикировал бы в истерику, он принимает со смирением (от слова «мир», читай – душевное равновесие), как данность, как новую тактическую вводную и, в конце концов, обращает на пользу делу. Совсем как в восточной мудрости: каждый камень, брошенный в башню вашу, увеличивает башню вашу. Задача из главных – заинтересовать провинциальной скандальной историей полуторавековой давности сегодняшний зрительный зал. Путь один – заинтересовать себя. Об этом первый режиссерский монолог:- Предлагаю заняться поиском не характеров, а типов, и искать мотивации, свойственные человеку во все времена, – тягу к склоке, сплетне, наговору и, в конечном итоге, стоянию за свой интерес, не взирая на интересы других. Все это есть и сегодня в тех, кто нас окружает и ходит по одной с нами улице, и кого мы, как правило, осуждаем, но главное – в нас самих. Ведь будь мы в таких же обстоятельствах – как знать, поступили бы так же или еще хуже.- А жанр?- Разговоры о жанре давайте оставим критикам, а мы будем договариваться о способе существования… И еще: прошу говорить, когда вам будет тяжело или неорганично, - в этом случае мы на неправильном пути и будем исправлять.Режиссер-сотоварищ, режиссер-союзник, на которого можно положиться в любой тупиковой ситуации – а без них нет и творчества, – такое не часто встретишь. Репетировалось легко. Да иначе и быть не могло – атмосфера режиссерской доброжелательности, умение не раздражаться, не «срываться» на людях делали свое дело. Путь от себя, своих жизненных наблюдений и опыта, обозначенный режиссерской установкой и удержанный в репетициях, превращал персонажей в живых, узнаваемых и сегодняшних… Дом мадам Москалевой, отстроенный на сцене Мелещенковым, вполне располагает: по провинциальному просто, но с претензией на салон. Игрушечного вида арфа, портретик Наполеона… Центральный, с подиума, и нарочито театральный – выезд князя К. на троне-коляске и выход других особо претенциозных героев – Мозглякова в прологе, губернатора в финале. Сигнал, что с реальностью не все в порядке, - уже в первой сцене: Москалева, здороваясь с князем, трясет его руку, и она, рука… остается в ее руке. Но ничего: невозмутимый камердинер-абрек (придуманный режиссером), недовольно бормоча, прилаживает ее обратно, та шевелится – всё «нормально», можно продолжать. У Москалевой зарождается план женить впадающего в слабоумие князя на дочери. И вот уже первые решительные шаги. На пути вырастает Мозгляков: «Дядюшка, а что если всё это вы видели во сне?..» И – уже гипнотически: «Соннн!..» Сон проникает сквозь верхнее овальное окно явлением князя, о котором со вкусом сплетничает забежавшая на чаек Фарпухина, потом является танцовщицами в балетных пачках в любострастных мечтаниях самого князя.Со стороны – сшибка мелких провинциальных амбиций, но внутри-то, внутри! И – пошло-поехало. Экспрессивные мизансцены, драматургически точная постановка массовых сцен, и карусельная раскрутка главной из них – доходящей до драки сцены разоблачений. Сон и реальность проникают друг в друга и запутывают все окончательно. Вроде бы всех должна отрезвить смерть, - сначала не выдержавшего потрясений князя, потом чахоточного Васи, тайного возлюбленного Зиночки. Но – а был ли князь-то? – гонка за фата-морганой продолжается. Были и актерские удачи. Пожалуй, сложнее всех пришлось Валентине Банаковой: ее Москалева – главным источник энергии, своего рода генератор раскрученной до белого каления интриги. Роль давалась с трудом, иногда казалась не по силам, поговаривали даже, что, мол, недоглядел режиссер с назначением. Но истовая старательность, трудоспособность, а главное огромное желание актрисы овладеть ролью оправдали надежды постановщика: щупленькая, стройненькая неукротимая Москалева крутила мордасовцами, как хотела, пока сама же не попала во все ей же расставленные капканы. Непросто было и Анне Дамбинимын, студентке выпускного курса Псковского колледжа Искусств, в роли дочери, красавицы Зиночки: опыта на такую роль явно не хватало. С ней Васильев работал особенно кропотливо, не считаясь со временем. Результат не преминул сказаться: роль честной, искренней, порывистой, а где-то расчетливой и жесткой Зинаиды Афанасьевны вполне сложилась и от спектакля к спектаклю становилась живее.Роль князя К., этого получеловека-полупротеза, - роль актерски необыкновенно выигрышная, в ней так и подмывает пуститься в сатиру и как следует обсмеять несуразно молодящегося, нарумяненного старца. Но ведь он фигура не только комическая, но и, в драматургическом раскладе, пассивная. Он – как разреженный центр вихревой воронки – ничего не решает, его используют, тянут на себя, как тот канат в не самом умном состязании. По сути, он – жертва и сторона пострадавшая. Юрий Новохижин возводит роль в трагедию беззащитности безвредного, в общем, человека. И когда Зина в порыве самоуничижения раскрывает перед ним всю подноготную разыгравшейся вокруг него возни и на коленях просит прощения, он вдруг становится пронзительно трогателен и человечен: «Дитя мое, вы - благородная девушка... Дитя мое…» Тем жестче, тем жесточе раскрывает себя высшее мордасовское общество. Прекрасно удался Эдуарду Золотавину живущий в деревне супруг Марьи Александровны Москалевой Афанасий Матвеевич. Перед нами вдруг живой, теплый человек, с аппетитом вкушающий простые радости жизни – хорошую баньку, тишину и крепкий чай. Но, втащенный за шиворот гневной супругой в мордасовский «клубок друзей», в самое пекло интриги, превращается в растерянное, униженное, лишенное всякого достоинства существо: ни тебе шагу ступить, ни слова сказать. И только – нежный поцелуй с дочерью…А как заразительно колоритна неопрятная сплетница Фарпухина (Галина Шукшанова), со смаком оплевывающая всех и вся и гордо, под неизменные аплодисменты зала, покидающая презренный дом Москалевой. Весьма приметны и другие мордасовские дамы, тоже жаждущие куска от пирога, – Настасья Петровна (Надежда Чепайкина), Наталья Дмитриевна (Нина Семенова). Отдельное слово об Авторе (Роман Сердюков). Его позиция, тон, мягкая ирония, снисходительно-трогательное отношение к персонажам и неспешная размеренность повествования, - прежде всего, позиция автора спектакля, с неизменным пиететом относящегося к пра-автору, Федору Михайловичу, и его живому слову. Он, Автор, как бы раздумывает, размышляет вместе с нами, откуда же в этих милых людях (в нас) такое вдруг возбуждение инстинктов, что за бесы и за какие ниточки их (нас) дергают, и не стоит ли к ним (а не только к себе) быть… поснисходительнее, что ли. Так чем же сердце успокоится? В эпилоге Мозгляков, шокированный вознесением бывшей невесты Зиночки в губернаторши, казалось бы, получает шанс задуматься: что же с нами происходит, где мы, настоящие, и ради чего в этой жизни? Но, как невозмутимо повествует Автор: «Павел Александрович задумался, потом замечтался, а потом и заснул себе преспокойно. Он проснулся уже на третьей станции, свежий и здоровый, совершенно с другими мыслями». И – снова в вальс, в бал, в круженье, то ли в явь, то ли в сон…Да будет воля… чья?Старые истины тем и сильны, что постоянно о себе напоминают. Утверждение Станиславского: «Люби искусство в себе, а не себя в искусстве», - настолько бесспорно, что никто до сих пор не возразил, да и возразить-то нечего. Всякое служение предполагает подчинение – делу, идее, некой руководствующей силе. В молитвенном «да будет воля Твоя» - служение Богу. В реальности, как правило, всё наоборот: человек, сбросив икону, поставляет на ее место своё «Я», истово ему кланяется и хочет, чтобы то же делали и другие – как можно больше, как можно чаще. Но жизнь показывает, что настоящий, а не сиюминутный успех приходит там, где человек, художник озабочен не тем, насколько он будет замечен и отмечен, а успехом дела, которым всецело занят. Понятия само-забвение, само-отверженность как раз и напоминают: люби дар, который в тебе, не почитай его своей заслугой, но считай себя призванным на служение. Думаю, здесь и кроется корневая особенность успеха спектаклей Д. Васильева в Пскове.Из интервью для ПЛН перед премьерой «Дядюшкина сна»:- Я, как режиссер, всегда предполагаю какой-то результат, всегда надеюсь и чего-то жду от актеров. Сегодня, когда рукой подать до премьеры, могу сказать: буквально все, без исключения, мои ожидания превзошли. Это настолько ценно – просто руками развести! Характеры, которые никогда не создаются извне, но всегда изнутри, - создались! Даже в массовых сценах, которые всегда опасны тем, что будет безликая толпа, а не сообщество индивидуальностей, у каждого своя линия.- Да вы комплиментщик!- Нет, говорю то, что есть. На сегодня творческий потенциал псковского театра очень высок.Творческий-то, может быть, и высок… На последнем, уже двухгодичной давности съезде СТД немало говорилось, что традиционный Театр-дом, как высокое достижение и ценность русской культуры, может прекратить существование в том числе из-за нежелания режиссеров брать на себя ответственность за театральный организм, что куда проще ездить на разовые постановки, нежели впрягаться в лямку главного режиссера. Но у всякого явления свои причины. - А вы представляете себя в роли не приезжего постановщика, а главного режиссера конкретного театра?- Да, безусловно. Но сейчас мы рискуем пуститься в повторение темы «власть и театр», потому что если сказать художнику «Твори!» и при этом не создать условий, он ничего не сможет сделать. Что ж, порадуемся остатку. Тому, что в море коммерческой целесообразности утонуло еще не все культурное пространство, и еще возвышаются и цветут обитаемые острова вроде спектаклей, поставленных у нас Дмитрием Васильевым. Скоро режиссер снова приедет в Псков и приступит к работе над пьесой любимого своего драматурга А.Н. Островского, на этот раз – «На бойком месте». Есть все основания надеяться и на интересную профессиональную работу, и на серьезный творческий результат.Виктор ЯКОВЛЕВ заслуженный артист РФ