Все подтвердилось, как встарь. Чтобы пропеть талантливому человеку осанну, нужно его сперва угробить. И угробили. Вольно ил невольно. Потому что жизнерадостный и не склонный к черной меланхолии Александр Шерстнев по всем жизненным показателям должен был жить долго. А получилось, что прожил до обидного мало, уйдя в самом расцвете творческого дара. Хотя он многое успел. Работая вслед за своим любимым учителем Валентином Васильевым в технике гравюры, изготавливал великолепные серии на любые темы, предпочитая городской, разумеется, псковский пейзаж, Пушкина и фривольные мотивы, всех этих пышнотелых дамочек, щедро демонстрирующих свои прелести.А еще – искусство экслибриса, в котором Шершнев поистине достиг совершенства. Гениальные миниатюры поражают емкостью и оригинальностью замысла. И всякому профессионалу понятно, что суть здесь не только во всемирной открытости таланта, но и в скрупулезном внимании к чужому, в пристальном отслеживании самых актуальных тенденций. Самородок был не так прост, как хотел бы казаться. И это притом, что традиционная гравюра постепенно уходила и уходит из практики художников, подменяясь достижениями современной полиграфии и фотошопа.Мне лично понятна приверженность Александра Валентиновича к гравюре: ведь это, если вдуматься, сразу и произведение искусства и публикация, причем имея авторский тираж. Кто из нас не мечтал быть сразу и автором и собственным издателем. А граверу дана подобная свобода. Что касается тонкостей этого древнего искусства, то об этом написаны тома, и повторять общеизвестные штампы не будем.Важно, что 10 августа Александру Валентиновичу Шершневу исполнилось бы 56 лет, и по этому радостно-скорбному поводу Псковский музей-заповедник (не без деятельного участия дочери художника Варвары Пааль) организовал в уютном зале Дома Массона небольшую, но шикарную выставку. К выставке был выпущен симпатичный каталог (что в наше время редкость) со статьей Натальи Богомоловой. Искусствовед и друг Владимир Галицкий эксклюзивно представил свое эссе о Шершневе «Цвет серебра». А знаменитый московский художник Анатолий Кулинич (увы, с двухгодичным запозданием) привез Шершневу знак профессионального признания – Диплом Российской Академии художеств, которым награжден Шершнев за вклад в искусство. К сожалению, получается, посмертно.- Художник-то на самом деле хороший, замечательный, но мало того, он еще и человек чудный, – Сказал Анатолий Кулинич в интервью Псковской Ленте Новостей. – Прошло практически два года, и когда появляешься в городе, Саши явно не хватает. Чувствуется, что нету Саши. Эта вечная улыбка, направо-налево со всеми здоровается, весь город его знает, все любят его, он любит всех. Это была, конечно, сказка! Я до того, как он стал председателем Псковского Союза художников его лично не знал, и познакомился сразу после инаугурации. Саша был немного «тяжеловат», но все равно все как-то легко завертелось: общение, совместные проекты... Асе было просто замечательно, и прежде всего потому, что он ко всему человек – открытый. И это видно даже по его работам, где нет этой модной сейчас мудрености, замысловатости. Не было у Шершнева мудрствования, которого на самом деле не, и не понятно, необходимо ли оно самому художнику, людям или искусству. У Шершнева все четко, конкретно, понятно. То, что он пользовался различными приемами и техниками, свидетельствовало, что он очень грамотный, образованный человек, и так и должно было быть, потому что без нужного знания он никогда не сделал бы своих этих остроумных и изящных вещей в искусстве. И жаль только, что так рано все закончилось. И думаю, что он еще много чего напридумывал бы и наделал бы! Но даже за то короткое время, пока он был председателем, абсолютно изменилась выставочная жизнь Союза. И в силу своей душевной открытости ему удавалось то, чего другим редко удается. И весь цвет московской графики был здесь. А почему? Потому что Саша был здесь. – Подчеркнул Анатолий Кулинич и добавил: - Ну, а то, что он оставил нам, совершенно замечательно, что и отмечено специальным Дипломом Президиумом Академии художеств России. А это очень серьезная награда, знак признания «аксакалов» от искусства.- Выставка задумывалась давно, но так получилось, что сложилась только сейчас. – Отметила дочь художника Варвара Пааль, день рождения которой, кстати говоря, тоже приходится на 10 августа. – Отец – график уникальный. Таких немного, особенно в Пскове, человек, которого, наверное, знал каждый пскович. Поэтому выставка должна была состояться, и вот, благодаря музею-заповеднику, она состоялась. В интересе к выставке сказывается и личность автора, и абсолютный профессионализм человека, который формально не имело профессионального образования, а был талантливым самоучкой. И потом я еще хотела, чтобы это была все-таки по преимуществу выставка экслибрисов. Потому что экслибрис – это личный знак человека, книжный знак. И он никогда не работал на заказ. Когда человек приходит и говорит: «сделай меня красивым, великим и могучим», он всегда делал экслибрисы людей такими, какими он их видел, порой для них самих эти экслибрисы были неожиданны и удивительны. Сейчас, когда прошли годы, смотришь на эти экслибрисы и удивляешься, насколько точно переданы люди, их характеры и судьбы. Вообще церемонии открытия часто изобилуют пышными, но пустыми, формальными фразами, однако на сей раз на вернисаж пришли люди далеко не случайные, и фальшивых речей почти не звучало, даже из уст чиновников. Но особенно проникновенно и искренно высказались, разумеется, близкие друзья: - Я часто вспоминаю Шершнёва, проходя мимо его дома на улице Горького. В его окна всегда можно было постучать, - поделился воспоминаниями и размышлениями искусствовед Владимир Галицкий, собравший в своей коллекцию ценную часть наследия художника. – Саша позволил мне познавать процесс создания гравюры. Он был консервативным художником, в том смысле, что превыше всего ценил техническое совершенство. Конечно, на экслибрисы лучше смотреть, держа их в руках, при свете мерцающей свечи или забытой керосиновой лампы, но и так тоже можно», – закончил свое выступление Владимир Галицкий, показав на стены, на которых под стеклом притаились по-настоящему неизъяснимые знаки людских судеб.Неизъяснимые потому, что если в искусстве не содержится какой-то загадки, даже тайны, то это не совсем искусство, а простое ремесленничество. Шершнев же владел энигматичностью изображений, на первый взгляд, самых элементарных, направленных в лоб или к живому инстинкту. Но даже его обнаженные фемины всегда имеют в свих формах и складках какую-то загадочность Моны Лизы. Что до экслибрисов, то от некоторых иногда просто немеешь, чуть не оторопь берет: как возможно такое? На столь маленьком пространстве и столь минималистскими средствами достичь такого потрясающего эффекта? И это ли не знак истинного таланта, который, как говорится, навсегда?Саша Донецкий