Дневник читателя 28.06.14.

Мне хочется приветствовать его достойно,

как одного из династии «Королей Слова»

В. Маяковский

Приближается 110-летие со дня смерти российского писателя Антона Чехова в немецком городке Баденвейлер 2 (15) июля 1904 г. Тело перевезут в Москву, где похоронят на Новодевичьем кладбище. А в 2015 г., объявленном президентом России Годом Русской Литературы, российская общественность встретит 155-летие со дня рождения писателя. Есть надежда на новые литературоведческие исследования, театральные и кинематографические открытия. Хотя и на сегодняшний день литература о нём огромна.

Позвольте представить: писатель, востоковед, ректор Института журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ) Леонид Бежин, одна из его последних книг - «Антон Чехов. Хождение на каторжный остров».

Эта книга – результат многолетних размышлений Леонида Евгеньевича: записи о поездке на Сахалин в постперестроечные годы XXвека, непрекращающиеся поиски ответа на непростые вопросы о личности Чехова, гражданина, писателя, врача. Это была довольно дотошная топографическая поездка, - вослед Антону Павловичу наш современник Леонид Бежин отправился в долгий-долгий путь, со всеми чеховскими пересадками, дорожными неурядицами и попутчиками. Один писатель познаёт тайну другого: зачем срываться с удобного московского быта и долгими вёрстами ехать на каторжный остров, терпя холод, изматывающую жару, скуку и беспредельное одиночество? «Я сам себя командирую, на собственный счёт»,- из письма Чехова Н. М. Линтваревой.

В письме к А. С. Суворину, своему постоянному адресату, Чехов пишет: «…неужели за всю поездку не случится таких 2-3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или горечью»?

Вся книга Бежина – непрерывное собирание Чехова в долгую дорогу, попытка найти ответ, который вдруг приоткроется, и снова задёрнется экзистенциальной дрёмой.

Чехов был чрезвычайно подвержен тоске, она словно поселилась в его произведениях, особенно в пьесах, ее он часто упоминает в письмах. Доктор филологических наук Игорь Сухих придумал весьма интересную книгу «Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа». Смонтированные письма Чехова поделены на ключевые слова, например, - «Жанр», «Сюжет», «Фобия» и т.д. Как сквозная линия проходят понятия безмерной тоски, скуки, одиночества. Но сахалинское путешествие вдруг помогает ему встроиться в колею надежды: «Еду я совершенно уверенный, что моя поездка не даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку… Я хочу написать хоть 100-200 страниц и этим немножко заплатить своей медицине, перед которой я свинья» (И.Сухих, «Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа», гл. «Путешествие»).

Леонид Бежин говорит о «русской хандре», как о явлении, которое первым в литературе зафиксировал Александр Пушкин в «Евгении Онегине», ибо в романе «отражены все веянья русской жизни начала девятнадцатого века».

Недуг, которого причину

Давно бы отыскать пора,

Подобный английскому сплину,

Короче: русская хандра…

Чехов «как никто другой, выразил эту хандру в своём творчестве, а если сравнить её с онегинской, то это и не хандра, а нечто куда более жестокое и страшное – экзистенциальная пустота, немота, болезнь жизни, никчемной, мелкой, пошлой, никому не нужной. …Чеховских героев окружают засаленные обои в цветочек, продавленное кресло, сальный огарок свечи и залитая кофе салфетка. Тут уже один шаг до Достоевского, до комнаты Раскольникова…» (Л. Бежин, «Хождение на каторжный остров».)

Чеховская интонация любима театром, более того, состояние извечной скуки зрителю понятно и узнаваемо. Но для Чехова скука словно наваждение, страсть, от которой ему не избавиться, и от которой он убегал всю жизнь. Надо сказать, детство Антона прошло в исключительной религиозной строгости: соблюдение постов, ежедневное чтение Ветхого и Нового Завета, Псалтири, утренние и вечерние молитвы, ранний подъём к воскресной и праздничной обедне соблюдались неукоснительно под строгим оком Павла Егоровича, любые отступления и непослушания наказывались палкой по спине. А когда в гимназии наступали каникулы, и вся ребятня носилась в играх по улицам Таганрога, дети Чехова-старшего становились за торговую лавку и работали с раннего утра до позднего вечера. «В детстве у меня не было детства». И, вырвавшись из объятий детского послушания, он перешёл во «взрослую» жизнь, где для него никогда больше не будет ни церковного бдения, ни торгашества, но очень часто наваливается ску-у-ка, от которой спасения нет. Но, оставив земную церковь, он не оставил Церкви Небесной, вполне осознавая необходимость сохранения нравственных ценностей: «Мое святая святых – это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чём бы последние две ни выражались» (Чехов – А. Н. Плещееву). "Сказал безумец в сердце своем: нет Бога…" (Пс. 13, 1). Чехов стремится к преодолению этого безумия, в первую очередь, через медицину. «…Медицина властно притягивает тех, кто стремится воплотить евангельские истины не на словах, а на деле, жаждет деятельного служения ближнему, самопожертвования, подвига ради науки» (Л. Бежин)

Леонид Бежин не даёт конкретных ответов, он лишь обозначает причины, сопоставляя их с действием. В июне 1889 г. умирает Николай, старший брат Антона. Незадачливый художник, он умрёт от быстротечной чахотки. «Чехов повезёт его в Сумы, будет ухаживать за ним, как сиделка, но это не поможет». Бежин комментирует чеховскую приписку в письме к Плещееву, которому Антон Павлович пишет об умершем: «Вероятно, я уеду куда-нибудь. Куда? Не вем». Исследователь уверен, что «смерть брата Николая – одна из причин поездки». А в следующей главе «Пора!» Бежин приводит большой отрывок из письма Чехова Суворину, где вновь возникает тема вечной скуки и усталости. «Во мне огонь горит ровно и вяло, без вспышек и треска… В душе какой-то застой. Объясняю это застоем в своей личной жизни. Я не разочарован, не утомился, не хандрю, а просто стало вдруг всё как-то менее интересно. Надо подсыпать под себя пороху».

Итак, мы отмечаем тягостное внутреннее состояние и трагические внешние обстоятельства. Но почему-то Леонид Бежин не ставит на этом точку. Признавая Чехова как миссионера, подвижника, он акцентирует особую чеховскую рефлексию на исполнение гражданского долга, в данном случае, - долг врача. «…Для него важнее иная мысль – о том, что Россию спасут подвижники, такие, как доктор Гааз, Пржевальский, Миклухо-Маклай и сам он, Антон Павлович Чехов».

«Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда — болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других»(А.Чехов, «Крыжовник»).

Вчитываясь в тексты произведений Чехова, его переписку отчетливо видны эти молоточки, как камертон нравственности и гражданственности. А для него понятие гражданского долга было чрезвычайно важно.

Как часто Антон Павлович говорил: «Лучше быть жертвой, чем палачом»! Эта жертвенность и повела его на каторжный остров. «За всё время, пока я был на Сахалине, только в поселенческом бараке около рудника да здесь, в Дербинском, в это дождливое, грязное утро были моменты, когда мне казалось, что я вижу крайнюю, предельную степень унижения человека, дальше которой нельзя уже идти» («Остров Сахалин»).

Свой Сахалин Чехов не написал, он его прожил, чтобы слышны были молоточки человеческой боли. Эссе Леонида Бежина – одна из многочисленных страниц чеховедения, открытое для разговора и обсуждения. А чеховская тема точек не предполагает…

Нина Яковлева