... Давайте совершим прогулку по Ловати и постараемся вспомнить, какой она была сто лет тому назад. Иван Иванович Василев, краевед прошлого столетия и секретарь Псковского губернского статистического комитета, так рассказывает о Ловати в своей работе "Опыт географо-статистического словаря Псковской губернии. 1884 год".

"Ловать берет свое начало в Невельском уезде Витебской губернии и впадает в Ильмень. Входит в Великолуцкий уезд близ станции Сеньково. До города Великие Луки берега гористые, усеяны множеством перелесков лиственного леса, большею частью крутые, а местами обрывистые. Течение извилистое и довольно быстрое; ширина от 7 до 15 саженей, но у Великих Лук она расширяется до 40 саженей. Дно реки илистое, почти сплошь усыпанное множеством мелкого и крупного камня, часто встречаются отмели и много бродов, глубина от 1/2 аршина до 3 аршин (это побольше двух метров.) и редко больше. Большого разлива в пололоводье не бывает. За Великими Луками до границы Холмского уезда Ловать течет медленнее, менее извилисто и дно ровное, местами каменистое, глубина постоянная от 1 до 3 аршин, ширина напротив разнообразная от 10 до 30 саженей. Весной в половодье Ловать разливается здесь на 10-15 верст.

Островов на Ловати мало, населенный один, называемый Дятлинкой. Постоянный мост только в Великих Луках, другой мост там же на сваях ведет на остров Дятлинку.

Судоходство в Великолуцком уезде происходит в половодье: по реке Локня, по большой Смоте. Груз ловатского судоходства заключается в дровах, а различном лесном, столярном и плотничьем материале, сене, в яровом и озимом хлебе. В последние годы совершенно ослаблено судовое хлебное движение". К рассказу Васильева я добавлю, что Ловать вытекает из озера Ловатец. Есть хорошая фотография истока Ловати, сделанная В. В. Орловым. Исток Ловати - это заросший кустарником ручеек, шириной метра полтора. А есть вида фотография того же Орлова - неутомимого путешественника по Великолукскому району и большого мастера фотоснимка - Ловать у ее впадения в Ильмень. Посмотришь на ее разлив, на ее необъятную ширь - и начинает чудиться, что это то ли Волга, то ли Амазонка, но совсем не знакомая нам Ловатъ, маленькая речка в большом городе.

Михаил Иванович Семевский писал: "Ловать была встарь столь полноводной, что по всему ее течению свободно плавали в Ильмень - озеро. Народное предание говорит, - пишет далее Семевский, - что мельчать Ловать начала с 1707 года, когда в Великих Луках был Петр 1(13 и 19 октября) и Ловатью отправился в Новгород: "Отплыл царь-батюшка и начала мелеть Ловать великая".

К сожалению, это не так: Ловать в своем верховье, у Великих Лук, никогда ни великой, ни полноводной не была.

В своем дневнике Ян Зборовский, командир одной из частей армии польского короля Стефана Батория, штурмовавшей великолуцкую крепость в конце XVI столетия, пишет об окрестностях Великих Лук так: "Но река Ловать (А. И.) в верхних своих частях была так мелка, что через нее можно было во многих местах переправиться вброд".

Польская армия переправлялась через Ловать, но только в пешем и конном строю, но и вместе с артиллерией, и это было в августе месяце и писалось в 1580 году, за 127 лет до визита Петра I в Великие Луки.

А как же Великий водный путь из варяг в греки? А так: с большими трудностями, то и дело, застревая на порогах и отмелях, плыли до Великих Лук, а в Луках, может быть, напротив Пятницкой церкви, там пологий берег, а может быть, на левом берегу, напротив Веденщины (ее тогда еще не было) перегружали товары на маленькие лодки, которые то по воде, где было можно, то посуху волоком тащили до Западной Двины.

В "Географических известиях 1774 года" пишется про Ловать так: "По сей реке, расстоянием от Великих Лук в 20 верст начинаются каменные пороги, коих числом болев 150, и величиной иные без мала на версту, а другие на полверсты и менее и продляются без мала 200 верст... Из. Великих Лук по реке Ловати ходят суда-во-довики до Новгорода и Санкт-Петербурга, в которых весной грузу бывает до 400 пудов (6,5 тонны) и более, а в межень по 200 пудов и менее ... В вышеупомянутых порогах во время проходу судов с товарами весной, особенно в межень, от мелководья и от множества каменья бывают немалые остановки и приключаются многие повреждения судов и товарам подмочка. Порожние суда обратно не возвращаются".

В начале XX века Ловать была полноводной только весной, в половодье, когда вода поднималась в реке в центре города на 2 и 3 метра и частенько затопляла Правую набережную. Большое половодье было, например, в 1915 году, когда снесло Волоцкий мост, и была затоплена не только Правая набережная, но и почти половина Торговой площади.

А летом воды в реке хватало только на узкий ручей то у правого, то у левого берега, а вся остальная часть ее русла была занята отмелями и островками, поросшими речной травой. В створе Круглой и Никольской улиц, где река разливалась на всю ширину своего русла, реку легко можно было перейти вброд, замочив ноги не выше колен.

Великолучане всегда мечтали превратить Ловать в судоходную реку и четыре раза - в 1897, 1905, 1906 и 1910 годах - обращались в министерство путей сообщения с просьбой расчистить русло Ловати до Виндавского моста. Проталкивать этот сложный вопрос через чиновничьи заторы в министерствах Земское собрание уполномочило барона Эрнеста Рудольфовича Остен-Сакена. А Остен-Сакен был помещиком Великолуцкого уезда, но пришлым: имение Иваньково Михайловской волости, 397 десятин, он получил в приданое за своей женой Екатериной Кирилловной, урожденной Зыбиной. Остен-Сакен, генерал от инфантерии, зимой жил в Петербурге и у него были связи в высоких кругах. Может быть, если бы не война 1914 года, то удалось бы добиться расчистки русла Ловати и в Великих Луках. Вообще расчистка русла Ловати в то время велась Министерством путей сообщения. Но ниже Великих Лук, около города Холма, от деревни Пеготь (50 верст выше Холма) до деревни Верайск (80 верст ниже Холма).

Начнем наше путешествие по Ловати от Новой слободы. Глубоко внизу, под крутым берегом Новослободской набережной, волнуясь и спеша, струится Ловать. В этом месте она делает крутой поворот налево, с разбегу налетает на высокий глинистый берег и, не одолев его, откатывается назад, поворачивая правее и, завершив великую луку почти на половину окружности, спокойно течет к острову Дятлинка. Это было красивейшее место в Великих Луках. Справа над рекой был решетчатый Виндавский железнодорожный мост, за ним на высоком месте, зеленеют деревья родного имения Ратмановых. А на противоположном берегу - вечный покой, темно-красная кирпичная ограда Казанского кладбища, густая зелень кладбищенских деревьев, купол и сверкающий на солнце крест Казанской церкви. На островке у того берега притулилось небольшое кирпичное здание. Это мельница и лесопилка великолуцкого купца Петра Григорьевича Янкевича. С 1790 года на этом островке была мельница Нестерова, но в 1873 году она перешла к Янкевичу. На его мельнице было четыре жернова и они перемалывали в год 30000 пудов зерна, а на лесопилке была лесопильная рама и обрезной станок для досок. Приводилось в действие все это шумное хозяйство двумя водяными колесами по 25 лошадиных сил, которые для солидности назывались турбинами.

Дятлинка была единственным на Ловати островом, на котором жили люди. Сто лет тому назад на Дятлинке было семь кварталов, две набережных и шесть, расположенных поперек острова, безымянных переулков. В этих семи кварталах было нарезано 52 небольших земельных участка. Самый большой участок в 11 соток - у дворянки Марии Егоровны Савицкой, а один из маленьких, каких большинство, например, участок наследников солдатки Прасковьи Афанасьевой, был всего 150 кв. метров, то есть 1,5 сотки.

Дятлинка была застроена очень плотно. На 52 участках было построено, не считая бань, хлевов, сараев и ледников, 24 дома, 30 флигелей и 2 избы. Но все это были деревянные одноэтажные домики. Житель Дятлинки того времени по своим материальным возможностям не мог возвести себе каменный дом. Да и вообще, когда заселялась Дятлинка, две волны каменного строительства в Великих Луках уже прошли, а третья еще не подошла. Первая волна - середина XVI века, когда было построено большинство каменных великолуцких церквей; вторая волна - строительство каменных частных домов купцами и кожевенными заводчиками. Это конец XVIII и начало ХIХ века, когда были построены каменные двухэтажные дома на Троицкой, Вознесенской, Борисоглебской улицах и дома Чудовых в Заречье. А третья волна - строительство каменных служебных зданий, начиная с конца XIX и в первые 15 лет XX века: Земская больница, заводы Шаварды и Корвин-Круковских, окружной суд, Реальное училище, Женская учительская семинария, больница Общины Красного Креста... И Дятлинка попала в межсезонье, когда кожевники уже разорились, а XX века еще не наступило. Участками владели: - дворяне (22%). Отставные солдаты получили 20% участков и крестьяне -11%. Оставшиеся пять участков получили (по одному): чиновник, почетный гражданин, священник и два участка - купцы. Торговля на Дятлинке была представлена мелочной лавочкой Анастасии Дмитриевны Буревской, которая еле - еле сводила концы с концами и понятно почему: под боком, стоило перейти Спасо-Преображенский мост, центр города с его базаром и многочисленными лавками и магазинами, а промышленность представлял Иван - сапожник, который жил в избе под старыми ветлами на верхнем конце острова.

А на нижнем конце острова, у Спасо-Преображенского моста, стояла большая каменная, белая двухэтажная церковь Спаса-Преображения. В первом этаже была зимняя, отапливаемая печами, церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, а на втором - летняя Преображения Господня, но в народе церковь на Дятлинке называли попросту Спас. Ее построили в 1733 году "тщанием "Великолуцкого батальона солдат", как написано в клировой ведомости, на месте деревянной церкви Преображения, сгоревшей во время одного из больших пожаров в городе.

Достопримечательностью Великих Лук была падающая колокольня церкви Спаса. Она имела явный, видимый глазу, наклон в сторону реки. В клировой ведомости церкви Преображения Господня за 1865 год пишется про колокольню, что она "с давнего времени несколько наклонилась от запада к востоку по причине слабого грунта и частых наводнений, бывающих весной от разлива Ловати; впрочем, колокольня эта тверда и безопасна".

Мой отец, который всегда старался обнаружить в Великих Луках что-нибудь замечательное, чтобы скрасить горечь вынужденного переезда из столицы в глухую провинцию, говаривал: "Что нам Пизанская башня! У нас вон свой Спас падает!" И, действительно, несколько неожиданно для всех колокольня Спаса обрушилась в реку вечером в субботу, в январе 1929 года.

Дятлинка соединялась с материком двумя ездовыми мостами: с правым берегом, где была Вознесенская площадь, Спасо-Преображенским мостом, а на левый берег, к подножию вала, вел Волоцкий мост.

Некоторые мосты в Великих Луках имели общепринятые названия: мост через Ловать от Торговой площади на Покровскую на левом берегу назывался Большой мост. Мост через проток из озера Староречье в конце Вознесенской улицы - Ломакин, мост через Мурзинский ручей по дороге на Казанское кладбище - Казанский, а мост через проток на дороге по берегу Ловати назывался Введенским или Васишкиным мостом. Остальные Великолуцкие мосты: через Лазавицу на Торопецком шоссе, три моста через Коломенку (у Летнего сада, у Коломенского кладбища, у Троице-Сергиева монастыря) - общеизвестных названий не имели, хотя, может быть, в бумагах Городской управы эти названия и существовали.

Где и когда в Великих Луках мог появиться первый мост? Вероятно, это был Волоцкий мост, соединявший крепость с гарнизоном на Дятлинке, и появился он, может быть, уже в XII веке. Что ж, в это время на Руси уже умели строить мосты и через большие реки: мост через Днепр в Киеве, например, был построен в 1115 году, а мост через Волков в Новгороде - в 1133 году.

Спасо-Преображенский мост до конца XIX столетия имел временный характер и осенью его разбирали, чтобы весной не снесло ледоходом, а затем, когда спадала вешняя вода, вновь собирали, и Городская управа какое-то время перевозила великолучан на Дятлинку и обратно на лодках.

Остров Дятлинка упоминается в документах задолго до Петра 1. Например, в 1478 году, когда царь Иван III поселил на Дятлинке стрельцов, откуда Дятлинка и получила название Стрелецкой слободы. Остров Дятлинка указан и на плане Великих Лук XVII века в книге А. В. Юрасова "Великие Луки в XII-XVII вв."

Вероятнее всего, остров был создан не случайно, копали, мол, землю и туда попала вода, а преднамеренно, для повышения обороноспособности крепости, и это произошло, как можно предполагать, во второй половине XII века при постройке, может быть, первой крепости Великих Лук.

Широкий пологий мыс под стенами крепости давал возможность осаждавшему крепость противнику сосредоточить на этом мысе, в непосредственной близости от стен крепости, отряды лучников и поставить метательные машины, бросавшие камни для разрушения деревянных стен крепости и строений внутри ее. А водная преграда, превратившая мыс в остров, отдалила лучников и пороки, т.е. метательные машины, от стен крепости на безопасную дистанцию.

На плане Екатерины II 1778 года и на "Плане 5-го счетного участка 1895 года" рукав Ловати, обтекающий остров справа, назван рекой Ловатью. А левый рукав, между островом и крепостью, назван река Дятлинка. Значит, и 200 лет тому назад левый рукав реки считался второстепенным, позднейшим, а не основным руслом Ловати.

Давайте с острова Дятлинка поедем по Ловати на лодке, вернее, на челноке. Челноком называли лодку-однодеревку, т. е. выдолбленную из толстого ствола осины или липы. В него могло сесть человека три-четыре: один - на корме, рулевой, двое - на скамеечке посередине и один - на носу. У челнока ни киля, ни руля не было, и он был очень верток и неустойчив на воде; перевернуться на нем можно было запросто. У челнока в воду была погружена одна корма, поэтому он легок на ходу, имел мелкую осанку и хорошо проходил по мелководью, что для Ловати, сильно мелеющей летом, было особенно ценно. Правил челноком один человек. Он стоял на корме и длинным легким веслом с поперечной рукояткой толкал челнок вперед, упираясь веслом в дно.

...И вот на правом берегу, на Торговой площади - Троицкая церковь. Это самая величественная церковь в городе, самая старая, первая каменная церковь, построенная в городе еще в 1600 году. Она первая и погибла: ее разобрали еще до войны, в середине 30-х годов, а на ее месте построили Дом советов, в котором потом разместился сельскохозяйственный институт. При Троицкой церкви был каменный дом с мезонином для притча. После революции церковь закрыли, священнослужителей из их дома выселили, и в нем обосновался городской краеведческий музей.

А на левом берегу Ловати. неподалеку от Большого моста - большое сараеобразное здание. Это кинематограф "Модерн". Лицевой фасад у него архитектурно обработан под стиль "модерн", а вот задний - простоват. До конца XIX века на месте кинематографа стоял трактир, так называемая "Разгуляевская харчевня". Она сгорела в самом начале прошлого века.

На месте сгоревшего трактира разбили хороший бульвар. Но в феврале 1905 года сгорел городской театр. Он был за рекой Коломенкой, напротив Летнего сада, и назывался Спиридоновским, по имени его строителя и арендатора - купца Андрея Григорьевича Спиридонова. Город остался и без театра, и без места для общественных собраний. После долгих споров и разговоров, в 1912 году на месте нового бульвара, у Большого моста, напротив городского сквера, построили фасонистое здание - городской театр "Модерн" (известно, что предварительный эскиз и смету на постройку его делал инженер Виндавских железнодорожных мастерских Ф. И. Касинов).

А через год, в 1913-м, местный предприниматель Давид Исаакович Тейтельбаум арендовал у города его театр и приспособил под кинематограф. И великолучане, и Городская Дума остались довольны: великолучане получили возможность каждый день ходить в кино, а город и Земство, когда им было нужно (но это бывало редко), могли проводить выборы в Думу или сессию Земского собрания. Довольны были и члены музыкально-драматического кружка: в центре города появилось настоящее театральное здание.

А вот мы подплыли к Большому мосту, который соединяет Торговую площадь на правом берегу с Покровской на левом. Когда в Великих Луках мог впервые появиться мост через Ловать? Наверняка и точно можно сказать - тогда, когда он стал необходим. Кому? Населению? Вряд ли населению был нужен мост через Ловать. Обе части города, левобережная и правобережная, могли жить экономически самостоятельно и повседневной нужды переправляться через Ловать у древних великолучан не было. На каждой стороне был свой базар, свои кустари, свои приходские церкви и свои кладбища в ограде этих церквей. А если и возникала надобность иногда съездить на другую сторону, к свату, например, или к воеводе с челобитной - летом переходили реку вброд, если с грузом - переправлялись на челнах, а зимой ходили по льду.

Мост через Ловать понадобился не населению, а государству, когда прокладывалась государственная дорога, Белорусский тракт, из Петербурга на юг страны, а это была вторая половина XVIII века. Городу мост через Ловать, очевидно, был совершенно не нужен и он всеми силами старался от него избавиться.

Александр Иванович Пульхеров в книге "Великолуцкое городское общественное управление. 1785-1891 гг." рассказывает, что первоначально, при прокладке Белорусского тракта, через Ловать был построен высокий, т.е. вровень с берегами, мост на клетках. Строило и содержало его государство. Он простоял до 1798 года, износился, и в 1799 году государство построило через Ловать плавучий мост и передало его городу. Кроме плавучего моста, город обязан был иметь еще и паром, видимо, для перевозки тяжелых грузов, например, артиллерии. Но город этот паром сделал только в 1805 году.

Новый, построенный государством мост, то ли плавучий, то ли опять на клетках, находился в ведении города, но в 1816 году город отдал его казне, а в 1823 году казна вернула мост городу. Город упорно отбивался от него и в 1825 году снова спихнул его в казну, но в 1829 году государство все же всучило Большой мост городу, пообещав ежегодно давать 1000 рублей на его ремонт и содержание. Но, может быть, эта субсидия плохо или совсем не выплачивалась и в начале XX века Большой мост оказался в ведении уже губернского земства, как мост губернского значения. Правда, в 1907 году губернское земство свалило все заботы о Большом мосте уже не на город, а на уездное земство.

В 1910 году уездное земство, осмотрев свой Большой мост, убедилось, что он требует капитального ремонта. Крайне огорченное этим, уездное земство попыталось не строить опять недолговечный Деревянный мост, а решить этот вопрос капитально и поручило своей управе выяснить возможность покупки у министерства путей сообщения одного из старых железных двухколейных мостов длиною около 50 саженей для замены деревянного Большого моста.

Очень может быть, что уездное земство и довело бы это дело до конца и в Великих Луках еще в начало XX века был бы построен железный мост через Ловать, но помешала первая мировая война.

Большой мост начала XX века имел семь пролетов во всю ширину русла в этом месте. Но есть фотография, на которой виден мост в два, от силы в три пролета. Эта фотография называется "Церковь св. Троицы". Значит, дешевле и проще было сузить в этом месте русло Ловати, чем городить многопролетный мост. Возможно, что он шел над плотиной и ниже моста по реке была водяная мельница.

В мое время, мост через Ловать был деревянный, из бревен. Его верхний дощатый настил быстро выбивался колесами телег и копытами лошадей. Устои моста подгнивали и, хотя каждый из них был защищен ледорезом или, как его называли в Луках, быком, льдины под мостом во время ледохода, громоздясь, друг на друга, ударяли по устоям моста, повреждали их, и мост как-то неприятно содрогался, словно собирался вот-вот рухнуть.

...Плывем дальше... Впереди на реке плоты напротив Никольской и Круглой улиц. Это Городская управа каждую весну ставит на Ловати 18 плотов в местах, куда обычно великолучанки ходят за водой и полоскать белье. В таких местах ставилось по два плота: один для полоскания белья и купания лошадей, а второй выше по течению и вынесенный в реку на 3 сажени от берега - плот, с которого черпали воду. Что греха таить, домохозяйки зачастую путали эти плоты и полоскали белье с тех плотов, с которых надо было черпать воду, считая в душевной простоте, какая, мол, разница.

Городская дума была крайне озабочена качеством воды в Ловати. А вода в ней действительно была хуже некуда. Весь городской транспорт в те годы был гужевой, и мостовые, как правило, были покрыты слоем навоза, и хоть Управа и обязывала домовладельцев убирать его с мостовых напротив своих домов, регулярно сама чистила площади, силами арестантов городской тюрьмы, весь неубранный навоз все равно смывался в реку сильными дождями и особенно весной во время снеготаяния. А тут еще то и дело эпидемии холеры (1892, 1893 гг.), и городская дума забила тревогу о качестве питьевой воды. Всем стало ясно, что городу необходим водопровод. Но проходила очередная эпидемия холеры и вопрос о качестве воды сам собою затухал, да и денег на водопровод у города не было, и великолучане по-прежнему черпали воду, настоянную на навозе.

Но на заседании Думы в декабре 1904 года гласный и член окружного суда Василий Павлович Лебединский сказал, что один инженер предлагал ему устроить в городе водопровод с очищенной водой на концессионных началах, как это уже сделано во многих городах России. Предложение Лебединского было, конечно, принято и передано в думскую комиссию по артезианским колодцам (была и такая комиссия).

А через год, в марте 1905 года, Дума решила по предложению А. С. Сулимо-Самуйло поручить инженерам И. И. Попову и Л. М. Якубу навести справки в Москве и Петербурге о стоимости водопровода для Великих Лук и подыскать исполнителя работ.

Дело завертелось, и уже на заседании Думы в мае того же 1905 года некто Штейн сообщил Думе свои условия, на которых он может устроить артезианские колодцы, и Дума приняла решение заключить договор с мастерами бурения артезианских скважин Устяновым и Боднарским о бурении в городе двух скважин с выбросом каждой не менее 300 ведер в час.

Но, видимо, у города не оказалось на это денег и водопровод в Великих Луках построить до первой мировой войны так и не успели. Он начал давать воду (и то за ней надо было ходить на колонки) спустя 35 лет, в 1940 году, а в квартиры великолучан вода пришла после Великой Отечественной войны.

...Перевалив через мелководье у Никольской улицы, нас вынесло на более глубокое и более тихое течение реки. Подплываем к Горной улице. Вот и кладки. Кладки - это легкий и узенький пешеходный мостик, и иногда с перилами только с одной стороны. Кладки ставились весной, как только спадет вешняя вода, и разбирались при ледоставе. Для удобства населения кладки на Ловати ставились во многих местах: например, у Горной улицы, у винокуренного завода Корвин-Круковских, с Дятлинки к Екатерининской часовне...

На левом берегу, на горке, видно двухэтажное здание Женской гимназии, а рядом двухэтажный кирпичный дом Приходского училища. Это бывшие дома купца и кожевенного заводчика Александра Алексеевича Чудова. А сам кожевенный завод Чудова был за углом, в начале Больничной улицы.

А что из себя представлял Великолуцкий кожевенный завод в XIX столетии и раньше? А. Л.Хорошкевич в статье "Уездный город Псковской губернии" пишет об этом так: "...кожевенный завод начала XVIII века - это специальная изба, оборудование которой состояло из больших и малых чанов, квашни, жерновов, ступки, различных ножей и других приспособлений. Рабочих на таких заводах было мало. Это - сами владельцы, иногда "всей семьей", и пять-шесть вольнонаемных рабочих из бывших ремесленников или пришлых крестьян. В конце XVIII - начале XIX века в городе появились кожевенные мануфактуры - каменные строения с числом рабочих от 40 до 90. Вначале XIX века таких предприятий... насчитывалось уже около 20. Как видно, такой мануфактурой был кожевенный завод Чудова в начале Больничной улицы.

В 1878 году Реальное училище попросило город купить полуразрушенное здание бывшего кожевенного завода Чудова и в 1881 году переоборудовало его под Гимнастический зал. Другую такую же разорившуюся кожевенную мануфактуру в Веденщине купил купец Вязьменский и в 1896 году подарил ее городу для Дома трудолюбия.

Почему кожевенная промышленность Великих Лук расцвела в конце XVIII- cepeдине XIX веков, а позднее разорилась и почему магнаты кожевенного производства Чудовы, Дворниковы, Кожевниковы, Боевы, Невлениновы могли строить для себя огромные каменные и роскошные по тем временам дома? Они попали в счастливое сочетание экономических условий. В избытке было дешевое сырье и, хоть отбавляй, дешевой, почти даровой рабочей силы. Великие Луки стояли на столбовой дороге, на Белорусском тракте, по которому гнали в столицу гурты скота и шкуры павших в пути животных гуртовщики отдавали кожевникам за бесценок, а дешевой рабочей силы было много, т. к. единственным местом, где можно было найти работу в городе, тогда были кожевенные заводы, и великолучанин был счастлив, если ему удавалось устроиться работать на кожевенный завод, работать от зари до зари и получать от хозяина какие-нибудь гроши.

В середине XVIII века в Великих Луках было 60 кожевенных заводов, через сто лет всего только 10, а к началу XX века уцелело только четыре. А где размещались они в период их расцвета? Михаил Иванович Семевский писал в 1857 году по этому поводу: "На левом берегу (вымощенном к реке булыжником), лепится бульвар, усаженный ивами... Еще левее - и перед нами центр заводской деятельности города, отсюда идет ряд кожевенных заводов, теснящихся друг к другу вдоль низменного в этом месте берега Ловати".

Значит, во времена Семевского, 140 лет тому назад, центр кожевенной промышленности города был где-то по левой набережной от Больничной улицы и до пивоваренного завода Шаварды, до того места, где теперь построен сырзавод, филиал молкомбината. Но кожевенные заводы, вероятно, были и на правом берегу Ловати, например, в Веденщине.

Четыре великолукских кожевенных завода начала XX века (Бенка, Державиной, Пошивалова и Овчинниковой) были не на левом берегу, а на Конной площади. И эти заводы были примитивные и маленькие. Судите сами: на заводе Бенка работало 5 рабочих, было два зольных чана, 6 дубильных чанов и три станка, а, к примеру, на заводе Шелониной и Зацкого в Порхове работало 63 человека и было 42 зольных чана, 185 дубильных чанов, 12 дубильных барабанов и две паровые машины.

А на левом берегу, где река круто поворачивает налево, где когда-то было Великолуцкое кожевенное Эльдорадо, видны мрачноватые с виду кирпичные корпуса пивоваренного завода купца 2-й гильдии Иосифа Ивановича Шаварды. Он, видимо, скупил участки земли, всего чуть больше одного гектара, у разорившихся кожевников и в 1877 году построил первый в городе пивоваренный завод. Завод Шаварды был небольшой, выпускал 33000 ведер пива в год сортов "Баварское" и "Столовое" и очень немного хмельного меда и работало на нем всего 14 человек.

В Великих Луках был и второй пивоваренный завод. Помните, на правом берегу, неподалеку от Казанского кладбища, небольшое строение с высокой железной дымовой трубой? Это пивоваренный завод Оскара Петровича Эльстинга. Он был много меньше завода Шаварды и выпускал пива силами четырех рабочих всего 5000 ведер в год.

Оба наших пивоваренных завода были сущими карликами по сравнению, скажем, с петербургским пивоваренным заводом товарищества "Калинкинское", на котором работало 729 человек и выпускалось в год больше четырех миллионов ведер пива.

Иосиф Иванович Шаварда умер 31 декабря 1903 года, а его сын Эдуард Иосифович заниматься заводом не захотел и незадолго до первой мировой войны сдал его в аренду за 600 рублей в год дворянину (и тоже Эдуарду Иосифовичу) Хржчановичу. Молодого Шаварду понять все же можно: к 1910 году завод отработал уже тридцать с лишним лет и все его оборудование поизносилось, а на реконструкцию завода нужны были большие деньги, которых у Шаварды, вероятнее всего, не было.

Но Хржчановичу не повезло: в 1914 году, в связи с началом войны, был объявлен "сухой закон" и все пивоваренные заводы были закрыты.

...А теперь наш челнок делает крутой поворот налево. Это Ловать делает здесь очередную, предпоследнюю великую луку, а всего в черте города Ловать делает семь излучин, откуда и название города - Великие Луки. Дальше Ловать спокойно потечет прямо на север, к Троице - Сергиевому монастырю... На повороте реки - корпуса пивоваренного завода Шаварды, а правее на берегу реки небольшое кирпичное здание. Это электростанция больницы Общины Красного Креста. Еще правее, на высоком берегу необъятный и роскошный песчаный пляж. Здесь было излюбленное место купания великолучан - мужчин. Почему только мужчин? Потому, что тогда купались в натуральном виде, без костюмов. Мужчины купались здесь, у Шаварды. а женщины, тоже в полной натуре, на левом берегу, сразу после Долгой улицы.

Напротив нас, на том берегу, - Холмская улица. В ее конце, в 24-м квартале, высокая кирпичная труба и корпуса винокуренного завода Корвин-Круковских. Этот завод построил в 1876 году Михаил Семенович Корвин-Круковский. По тем временам это был один из крупных винокуренных заводов губернии и вполне на уровне техники конца XIX века. На заводе была паровая машина в 30 лошадиных сил, и работало 12 человек.

После смерти Михаила Семеновича, вероятно в 90-х годах прошлого столетия, завод по наследству перешел к его брату, Николаю Семеновичу, а в 1909 году - к вдове Михаила Семеновича, Вере Павловне. Чья вдова была Вера Павловна - Михаила Семеновича или Николая Семеновича - это пока что документально не установлено, но это была очень умная и деловая женщина. Вдобавок к заводу Вера Павловна построила в городе оптовый пивной склад и паровую мельницу с лесопилкой в Рябиках. А когда ее хлопотливая душа отлетела к престолу Всевышнему, винокуренный завод достался зятю, барону Бодо Георгиевичу Шиллингу. А Бодо Георгиевич был великолуцким помещиком, и у него было в Горицкой волости имение средней руки, село Федотково, 465 десятин.

На реке, левее винокуренного завода, видны остатки плотины, старые, покосившиеся дубовые сваи, поросшие мхом и источенные водой. Когда-то, в самом начале XIX века, с 1808 года, на этом месте была водяная мельница Сафонова, затем она перешла к Биккеру и Касперскому. Но плотина Беккера и Каперского мешала городу: она была слишком высока и в половодье река заливала правую набережную и дома на Холмской улице. Кроме того, жители Сергиевской слободы жаловались, что из-за плотины они не могут проехать в город на лодках. Дума несколько лет судилась с Беккером и Касперским и, наконец, в 1882 г. Судебная палата обязала владельцев мельницы понизить плотину на два с половиной фута, но владельцы согласились мельницу закрыть, а плотину разобрать. Но это, однако, сделано не было, и мельница существовала до 1894 года, но уже принадлежала другому владельцу, Василию Федоровичу Фон Люде.

В 1874 году городская Дума сдала в аренду этому самому Василию Федоровичу Фон Люде участок бездоходной земли на Введенской улице 6 десятин 1439 кв. саженей, где была мельница Касперского. Это огромный участок между Введенской улицей и правым берегом Ловати, и 24-й квартал занимал на этом участке только 2,6 десятины. В 1877 году, когда понадобились деньги на покупку дома для Реального училища, Дума этот участок продала Фон Люде за 2000 рублей. И Фон Люде эту землю понемногу, как видно, распродавал, т. к. в 24-м квартале, по описи 1895 года было уже 8 владений и в том числе 1 десятина 920 кв. саженей под винокуренным заводом Корвин-Круковских и огород почти 10 соток Вульфа Ароновича Вязьменского. Он и здесь успел отхватить кусок земли, видимо, по дешевке.

На участке Корвин-Круковских, кроме заводских корпусов, были построены два дома: каменный дом, в котором, вероятно, жили сами Корвин-Круковские, и полукаменный флигель для прислуги. Но Фон Люде все же разорился. За ним числился долг в 750 рублей и для его покрытия мельницу в 1894 году продали, но не до конца, потому что остались редко поставленные старые покосившиеся сваи. Фон Люде, видимо, сначала сдал в субаренду часть своего участка на Холмской улице своему хорошему знакомому Михаилу Семеновичу Корвин-Круковскому (под винокуренный завод), а после 1877 года, когда стал законным владельцем изрядного куска городской земли, включая и 24-й квартал, продал эту землю Корвин-Круковскому...