Отечественное кино навсегда впечатало в массовое сознание зрителей одной шестой части суши образ насмерть перепуганного псковича, выскочившего из окопа, крестящегося и причитающего: «Мы – пскопские, мы – пскопские…» Солдат несуществующего государства при виде революционных матросов, как заклинание, произносит спасительную фразу, желая доказать, что он-де не враг, а свой, русский. Не надо сразу штыком в глаз тыкать!Юмор и трагизм этой показательной сценки в том, что пленному скобарю, в принципе, наплевать, кто в итоге одержит верх: большевики или белогвардейцы? Главное - спасти свою шкуру. Он, прислушиваясь к ходу боя, то срывает, то снова напяливает на свою шинель погоны, ориентируясь, в зависимости от меняющихся обстоятельств, то на офицерское «ура», то на стрекот пулемета моряков. Трясущийся от страха мужичонка, повторяющий одну молитву: «Мы – пскопские…» В смысле: что с нас взять, сирых да убогих? «Пскопской» хитрован, персонаж пусть и эпизодический, но далеко не случайный, невыдуманный, вырастающий до символа гражданской войны. «Как много в нем выражено: и то, что по обе стороны фронта воюют русские люди, и крестьянская закваска большинства из них, и смертельный страх, и невольный смех, который возникает после этой реплики... В "пскопском", как его потом назвали, можно видеть особое проявление человечности», - написал много лет спустя о «пскопском» историк кино Лев Парфенов, интерпретируя образную систему фильма. Знаменитый эпизод из «Мы из Кронштадта» помнят немногие киноманы (поскольку шедевры сталинского кино нынче по телевизору показывать не принято), а вот реплика пошла в народ, стала крылатой, и цитируется, - если верить словарю, - в качестве ироничного комментария «чьей-либо провинциальной ограниченности и местечкового патриотизма».Можно спорить со словарем, говоря не об ограниченности «пскопских», а об их оригинальности. И не о пресловутой «местечковости», а о, допустим, «региональном своеобразии». Однако обидную правду искусства просто так в сторону не отодвинешь. Энергия экранного обобщения сильнее любых логических оправданий и того самого «местечкового патриотизма». «Патриотизм» этот комический уместен разве что в сумбурных дискуссиях завсегдатаев Интернет-форумов, размышляющих про значение глагола «нагнули», да в популистских речах мелкого чиновника, возмечтавшего о кресле Сити-менеджера. А вот реальная псковская политика (особенно в «момент истины», каким, по обыкновению, является всякая смена власти) великолепно иллюстрируется фрагментом из старого советского фильма. Эпизод с метущимся, перепуганным скобарем из «Мы из Крондштата» надо показывать депутатам областного собрания перед сессией, чтобы они наглядно представляли как выглядят в глазах своих избирателей. Вообще-то это не всерьез, это я так шучу. Само собой, в коридорах «желтого дома» не тыкают штыком в брюхо и не сбрасывают с обрыва, однако невидимая битва за кресла и бизнесы идет вовсе нешуточная, на разрыв мошонки, и иной раз не мешает схорониться в сторонке, истово крестясь и как бы оправдываясь: «Мы – пскопские», чтобы в нужный момент, под шум боя, выскочить из окопа и подставить подножку политическому оппоненту. Каков кодекс чиновничьего бесчестия? Падающего толкни, подмажь, нашепчи, займи уютное местечко и, побздехивая, лови момент до очередной «смены вех». Выступая же перед народом, позируя перед камерой и заикаясь в микрофон, воспроизведи «баян» про «скобарскую идентичность», про «вечевую республику» с сакраментальным восклицанием: «Мы пскопские, мы прорвемся». Еще совсем недавно было модно выпускать в свет книжечки про значение «региональной элиты», раскладывая пасьянс групповых интересов, глубокомысленно ссылаясь на Москву, гадая на кремлевских звездах. Нынче загадывать не нужно. Вертикаль построена, и вокруг нее, как вокруг шеста в стриптиз-баре, болтаются только политические проститутки. Люди с мозгами и капиталами, засунув публичные амбиции в загашники, «перетирают темы». Аж мобильники накалились от напряжения и вот-вот взорвуться: тут не до пустяков, «консультации, батенька, консультации». Для нас, простых, как говорится, скобарей, ситуация, конечно, обидная до неприличия. Где они, «элитарные наши», что явно и тайно лелеяли мысль о губернаторском статусе, опрометчиво отказываясь даже от бутербродика с осетринкой в госдумовском буфете? Где-где? Консультируются, вестимо. Вообразить эти «консультации» не хватит никакой фантазии. А вот псковского чиновника, уединившегося ближе к полуночи на элитарной кухне, в компании с бутылочкой раскрытого по поводу коньяку представляешь себе достаточно отчетливо. Сидит он, горемычный, трогательный, слуга народа, закусывает лимончиком и, сплевывая цедру, выдавливает таимую про себя правду-матку: «Эх, ведь мальчишка совсем, зеленый… То ли дело я, свой, местный, пскопской…». И скупая мужская слеза находит дорожку на прорезанной морщинкой щеке.Ну а завтра, что? Снова в бой. Покой им только сниться. Зевнешь – потом не оправдаешься. Никто ж не хочет услышать злорадное тявканье приближенных: «Акела промахнулся». Вот и выстраивается в сознании знакомый псковский дискурс (воспроизвожу по памяти): «Нда, такова уж, видно, судьба у нашей скромной приграничной земли. Ну, не может она собственных Платонов и быстрых разумом Ньютонов рожать. Мелковат народ, да и регион в целом никак не тянет. Не Эстония, поди. Необходимо соглашаться на пресловутых «варягов». «Варяги» - справа, «варяги» - слева, а – «нам тут жить». Не согласишься – распустят, а то и по миру пустят, а кому это надо?».Порассуждал премудрый скобарь, вздохнул тяжко, перекрестился: «Мы – пскопские, мол, прорвемся», и почесал, задрав штаны, на собрание партийного актива: «Ну, кто здесь временные? Слазьте!».И – понеслись по информационным лентам, столбцам газет и с зомби-экранов авторитетные мнения местных трубадуров: «Крепкие хозяйственники! Преодолеем разногласия! В эпоху кризиса мы - вместе».Как-то так.