В конце сентября 2009-го года мы с подругой ходили по чудесному турецкому городу Сиде со специальным выражением лица, который любой россиянин расшифровывает как «не купить бы чего лишнего».

Пробирались к храму Аполлона через турецкий базар, а это же целое приключение: идти надо быстро, не встречаясь глазами с продавцами. Одно неосторожное движение – и ты покупатель какой-нибудь ерунды. И вдруг бац – у какой-то лавки сидит босоногая бабушка в народном турецком костюме и ковер ткет. Как ее не сфотографировать? И хозяин лавки тут как тут: «Здравствуйте, давно отдыхаете, откуда приехали? Я понял, что из России. А из какого города?» Моя подруга смеется: «Ну вы же всё равно не знаете! Я из Ижевска»… И слышим потрясающий ответ: «О, Ижевск знаю! Калашников!»

Какие у нас были, наверное, глаза… В том, что молодой «турецкоподданый» - вполне светского вида человек (бороду бреет, джинсы узкие, футболка хулиганская, на трех языках говорит, на отчаянного исламиста не похож) знает Калашникова, не было ничего удивительного. Мы, наверное, вряд ли бы удивились, скажи он: «О, вы из России? Да-да, Калашников, матрешка, водка, балалайка». Но чтобы он знал эту связь: Ижевск - Калашников?

А он знал, и на турецком базаре у моей подруги случились пять минут славы: мы же с ней еще и коллеги, а практически каждый ижевский журналист хоть раз в жизни да видел Михаила Тимофеевича на расстоянии вытянутой руки. Или даже беседовал с ним. 2009-й год был для Калашникова юбилейным, и Марина рассказывала собравшимся вокруг туркам, что здоровье у самого известного в мире оружейника хорошее, что он не какой-нибудь, выражаясь по-нашему, «свадебный генерал» на заводе, а работающий специалист. Ему Уго Чавес к 90-летию подарил золотой пистолет с бриллиантами, так Михаил Калашников его тут же разобрал, собрал и вечером пострелял из него в тире.

«А вы тоже из Ижевска?» - спросили у меня вежливые турки. «Нет, я из Пскова», - отвечаю. Ноль эмоций. Стою, лихорадочно придумываю, как бы коротко объяснить, что такое Псков - хотя бы в широком смысле. Дом святой Троицы, родина снетка, колыбель российской демократии, последнее пристанище великого русского поэта? Древнейший город, наконец? Всё не то, не то… Даже древность пришлось отмести: шли мы, напомню, к храму второго века до нашей эры. Да и вся историческая часть Сиде выглядит как картинка из учебника истории древних цивилизаций, кажется, что сделаешь шаг в сторону от открыточных видов и окажешься на белых полях книги. Махнула рукой: «Псков - это недалеко от Петербурга, чуть меньше 300 км». Турки только присвистнули: ничего себе недалеко…

Вспомнила эту историю вчера, когда стало известно, что в возрасте 94 лет ушел из жизни великий русский конструктор Михаил Тимофеевич Калашников, имя которого так много говорит даже продавцу в мелкой лавочке в маленьком городке на берегу Средиземного моря. Там пять лет назад я мгновенно поняла, что такое «бренд» - и конкретного города, и целой страны. Поняла, что этот бренд бесполезно искать, разрабатывать, продвигать и раскручивать. Он рождается естественным образом - если, конечно, речь идет о бренде мирового уровня, каким был и останется Калашников, автомат и человек. Человек, любивший повторять: «Всё нужное - просто, всё сложное - не нужно».

И так удивляет сейчас чистоплюйство многих интернет-людей, которое они сами выдают за богоугодный пацифизм: мол, ушел из жизни человек, ответственный за тысячи жертв своего оружия по всему миру. Но Калашников им еще при жизни ответил, что пусть мучаются бессонницей политики, развязывающие войны, а он создавал оружие для защиты и поэтому спит спокойно.

И пусть он спит спокойно…

Елена Ширяева