Сейчас это как-то трудно себе вообразить, но, к примеру, поэт Александр Блок, в юности грезивший о Прекрасной Даме, к концу жизни буквально заболел «синема», называя эти черно-белые, тогда еще вполне экзотические для взгляда, движущиеся пленки «снами наяву». А другой модный поэт уходящего в небытие «Серебряного века», Владимир Маяковский, тот вообще, как истинный авангардист и экспериментатор, не гнушался участвовать в кино-проектах в качестве артиста революционной эпохи, тем более, что внешность имел вполне импозантную, и талант актера какой-никакой. Кино из просто забавного и шокирующего аттракциона довольно быстро обрело статус настоящего визуального искусства, успешно конкурирующего с живописью, фотографией и полиграфией. Хватило буквально нескольких лет, чтобы изобретение братьев Люмьер захватило мир. Уже в двадцатые годы прошлого столетия к поэтам и энтузиастам подключились теоретики формальной школы: Тынянов, Шкловский, прочий продвинутый люд, успевавший не только пофилософствовать о природе «кино-глаза», о «знаках» на экране и законах монтажа, но и снять пару-тройку шедевров, сразу признанных классикой. Эйзенштейн, Александров, Довженко, создатели особого советского кино-языка, заимствовали, конечно, универсальные голливудские стандарты, но стремились и к самобытности, которая одна и достойна выразить национальный колорит, движение души. Словом, Россия с самого начала вошла в число так называемых «кинематографических держав», успешно конкурируя не только с Голливудскими студиями, но и с лучшим европейским продуктом. Причем очень быстро стало понятно (прежде всего – политикам и идеологам), что вне национального кинематографа невозможно надеяться и на единое культурное пространство страны, что кино не столько шоу-бизнес, развлечение, сколько мощный пропагандистский рупор, верней, - проектор, механизм вовлечения и воздействия на пока еще безграмотные темные массы. Именно поэтому товарищ Луначарский (а вовсе не Ленин, как многие ошибочно полагают) запустил в оборот знаменитый тезис про то, что «важнейшим из искусств для нас является кино». Под этими вещими словами спокойно подписались бы и Гитлер, и Черчилль, и Муссолини, не исключая президента Соединенных Штатов Рузвельта. И когда нынче поминают советское кинопроизводство исключительно как госзаказ и идеологическую «фабрику грез», призванную заменить образ Божий на новые иконы «живых вождей», не стоит забывать о том, что в других странах кино выполняло ровно ту же функцию. Абсолютно! Кроме увлекательных идей, зажигательных речей и газетных статей, тогдашние лидеры государств получили в руки потрясающую по силе внушения технологию. И использовали ее на полную катушку, особенно в моменты, когда требовалось особое напряжение национальных сил. Поэтому вместе с американскими войсками после Второй Мировой в Европу пришли и голливудские фильмы. Точнее, пришли-то они, конечно гораздо раньше, с комедиями Чаплина, однако собственно «захват» умов, экспансия Голливуда началась все ж-таки ближе к явлению рок-н-ролла и телевидения. Советская кино-политика, как могла, сопротивлялась вторжению. Активно прикрываясь «железным занавесом», специально созданный ВГИК, также как и НКВД, готовил собственные творческие «кадры», проходившие тщательный отбор на идеологическое соответствие. Товарищ Сталин самолично отсматривал все снимающиеся в стране фильмы и давал компетентную оценку. И по-другому быть не могло. На то он и тоталитарный строй. Да и любой фильм – это, как известно, сложное и дорогое производство, и если главный продюсер, а также прокатчик, – государство, то обижаться на отсутствие свободы – глупо. Однако стоило слегка отпустить идеологические гайки, аппарат застрекотал немного иначе, ибо как художники, - на то они и творческая интеллигенция, то есть либо страшные конъюнктурщики, либо отъявленные диссиденты (и одно другому часто совсем не мешает), - принялись протаскивать на экраны Советского Союза всякую «антисоветчину». В меру возможностей, которые предоставляла жесткая партийная цензура, разумеется. И вот, сегодня абсолютно свободно, изучая историю кино, можно постигать историю родной страны. С интересом наблюдая за превращениями в кадре. Вот, допустим, фильм «Чапаев». Тема гражданской войны. «Белые - красные». «Чужие - свои». Все четко, «мы» по эту сторону фронта, «враги» - по другую. Никаких сомнений в том, кто прав, а кто – виноват. Проходит всего-то двадцать лет, срок ничтожный для истории, а в советском прокате уже «Сорок первый», и оказывается, что между «белым» офицером и «красной» девушкой возможна даже любовь. И видно, что офицер вовсе не бездушный монстр, не манекен, а такой же русский человек, как и зрители, способный к нежным чувствам. И пусть в последний трагический момент долг перед новой советской Родиной торжествует, и девчонка-снайпер стреляет в своего классово чуждого возлюбленного. Зритель понимает, как именно изменилась страна. И видит, что Грядут шестидесятые, поздняя оттепель, на экранах – «Служили два товарища». И хотя и тут с идеологическими акцентами все вроде в порядке, согласно правилам, белые и красные изображены в трагических обстоятельствах смертельного раскола, а офицера играет суперпопулярный и обаятельный Высоцкий, песни которого слушает и поет вся страна. Потом – «Неуловимые мстители», и белый офицер обретает внешность актера Владимира Ивашова, того самого, что сыграл когда-то русского Алешу в «Балладе о солдате», и уже этот офицер-трансформер душевно подпевает про «поле, русское поле». От одного советского фильма к следующему былой соотечественник и одновременно враг трансформируется, наполняется драматизмом его непростая судьба, и Гражданская война из героического эпоса про «наших» и «ваших» превращается в историческую трагедию народа. Примеры, понятное дело, можно долго множить, что бы в конце концов добраться до Перестройки, когда минусы сменились на плюсы, и уже «комиссары в пыльных шлемах» предстали перед зрителями сущими монстрами, а Белая добровольческая армия – невольной заложницей безжалостного исторического фиаско и жизненной несправедливости. Любой фильм – это не только выражение позиции автора, но и набор стереотипов, отражение очередного момента Истины. Взять тех же немцев в кино, в смысле - нацистов. Достаточно сравнить их окарикатуренные образы «недочеловеков» из экранизации школьного романа «Молодая гвардия» с теми лицами, что появляются на отечественном экране в последние годы. Дистанция – объективная штука. Да, это, безусловно, враги, но они же и – вполне вменяемые люди. Голливуд в этом отношении даже более тенденциозен, чем советское кино. Аналогии здесь работают по полной программе. Вспомним, допустим, знаменитый оскароносный «Список Шиндлера» Стивена Спилберга, или его же военный блокбастер - «Спасти рядового Райана». При внешнем реализме, - натурализме даже, - кинорежиссер и не думает скрывать от публики своих негативных чувств к немцам в целом. Спилберг постоянно использует прием обезличивания врага, лишает иго индивидуальности. Если жертвы Холокоста или американские солдаты выписаны яркими мазками, каждый – личность, и запоминается надолго, то фашисты – почти везде – это некие тени, фантомы. Поэтому – их не жалко, им не сопереживаешь. Просматривая некоторые американские фильмы, подчас возникает ощущение, что на киностудиях сидят товарищи из Госкино, и навязывают зрителям свои трактовки. И это – не какие-то махровые портреты времен Карибского кризиса и Холодной войны типа сиквелов «Рембо», когда любое неверное движение государственной длани по направлению к «ядерному чемоданчику» могло спровоцировать Апокалипсис, а русские в Голливуде представали исключительно в виде полудурков или злыдней. Нет, все это – сравнительно недавние постановки. Русские в них может и лишены традиционной злобности, но выражения лиц все равно слегка «дебильноватое». Все это, опять же, к тому, что хорошее, умное, достойное кино «Мэйд ин Раша» необходимо стране не меньше, чем новейшие истребители или ракета «Сатана». Кино было, есть и будет на первом крае идеологических (а ныне - геополитических) конфликтов, которые неизбежны как смена сезонов погоды. И если завтра повеет ветерком новой Холодной войны чуть ощутимей, чем еще вчера, будьте уверены: Рембо снова воскреснет из кинематографического пепла. Соответственно, группа морского десанта отправиться из Владивостока в новое «Одиночное плаванье». Без кино отныне нет и не будет отечественной истории, мифологии, национальной идентичности. Когда развалился СССР, первое что почти исчезло, было искусство кино большого стиля. В последние годы российское кино возрождается, а это значит, что и в стране не все безнадежно.Саша Донецкий