В сентябре в Печорском районе торжественно открылась молочная ферма «Дашенька». Коровы из США, новейшее оборудование, смелая заявка на победу. Насколько тернист и затратен путь от сельскохозяйственной идеи до ее воплощения? ЦДИ задал несколько вопросов руководителю предприятия Андрею Трифанову.

- Андрей Викторович, как вы пришли в молочную промышленность? Почему для инвестиций вы выбрали отрасль, которую сегодня не назовешь беспроблемной? Это искренняя любовь к молоку или четкий экономический расчет?

- Я - городской житель. Моя профессия, еще со студенческих времен, - это банкротство предприятий. Долго работал на госслужбе в федеральной службе по банкротству, потом арбитражным управляющим, лицензия которого у меня, кстати, до сих пор есть.

В Псковскую область попал именно по этой линии – в связи с банкротством колхозов, основной вид деятельности которых здесь – молочное животноводство. За 12 лет я участвовал примерно в 10 процедурах ликвидации.

Моей задачей была продажа ликвидационных активов как можно дороже, придание им лоска. Если не вдаваться в подробности, то на чужих ошибках я научился управлять молочными активами. В результате я этим ремеслом овладел, и у меня сложились представления о том, как вообще этот бизнес может окупаться.

Предприятие, на котором я сейчас работаю, также проходило процедуру банкротства, проведенную по инициативе налоговой инспекции Островского и Печорского районов. Я был противником этой процедуры, но раз уж они написали заявление, то пришлось через нее проходить. Это, на самом деле, несколько осложнило инвестиционную деятельность и отложило введение предприятия в эксплуатацию примерно на 2,5 года.

- Тем не менее, ферма заработала. Значит, открытие таких проектов реально?

- На создание предприятия такой мощности, которое есть сейчас, а это примерно 1000 коров, в чистом поле потребуется около 700 млн руб. С помощью существующих государственных программ можно компенсировать четверть стоимости завозимого племенного скота и процентную ставку банков. Правда, с этого года как-то не очень уверенно эта программа работает. Только четвертая часть кредитов на сегодняшний момент стабильно получают эту компенсацию. Все остальные деньги «подвисли» в федеральном бюджете.

Существует также дотация за реализуемое товарное молоко. С этого года это 2 рубля за высшее качество. И вот в стране, которая честно производила лишь около 3% молока высшего качества, в этом году такого молока стало уже около 80%. Понятно, что качество при этом не стало лучше, но это такая практика работы нашего государства, которое хитрит со своей стороны, а производители со своей стороны стараются отвечать ему в том же духе.

Если от этих 700 млн руб. отнять собственные средства, компенсации и так далее, останется еще около 500 млн руб., которые нужно найти. Как правило, это кредит. Средняя ставка по кредитам у нас сегодня –14%. Максимальный срок кредитования по подобным проектам – 8 лет. Как правило, предоставляется 2-летняя отсрочка по платежам основного долга.

Понятно, что за первые два года выручка будет минимальной. Люди строятся, привозят скот, выходят на некую проектную мощность, при которой (по оптимистичному сценарию) каждая корова в среднем будет давать ежегодно 8 тонн молока.

Согласно простой арифметике только на кредиты с килограмма молока придется отдавать по 12-14 руб. Это его кредитная стоимость - те деньги, которые нужно отдать в банк за то, что объект появился. Если комплекс работает идеально, то стоимость производства молока составит 8-10 руб. Получается, что в любом случае общая себестоимость молока будет равняться примерно 20 руб. И это без прибыли для инвестора. В таких условиях об окупаемости речи вообще не идет.

Прибавим сюда риски: что-то не получилось, не идеально работает комплекс, засуха, не заготовили корма, не удалось вырастить молодняк и так далее. Все эти моменты прибавляют и прибавляют к себестоимости молока.

- Цена выше 20 руб. за литр молока – это опасный потолок?

В прошлом году сырое молоко в Псковской области стоило 11 руб., и оно было никому не нужно. Даже по этой цене не нашлось перерабатывающих заводов, которые с удовольствием бы его брали. Было много белорусского молока, практически полностью законтрактованного, было много различных заменителей, например, дешевого сухого молока. Тогда это был большой скандал.

В этом году впервые цена сырого молока поднялась выше 20 руб. Можно даже говорить не о годе, а о последних полутора месяцах. Причем, все понимают, что эта ситуация не продлится долго. При такой цене на молоко следующее звено между землей и потребителем – переработка - станет убыточным. Невыгодными становятся выработка сыров и других молочных продуктов. Если такая цена сохранится, то в России закончатся перерабатывающие молокозаводы. Но они, конечно, не закончатся, а значит, и цена такой не останется.

Цены на полках магазинов производители в силу открытости рынка не могут повышать бесконечно. Это может привести к тому, что у нас будет только финское, латвийское и эстонское молоко. Причем за те же 40-50 руб., но оно уже не будет нашим.

Справедливая цена, и тут у меня нет никаких иллюзий, должна быть примерно на 20% выше среднеевропейской. Если там цена за молоко – около 12-15 руб., значит, у нас оно должно стоить максимум 17-18 руб. Однако при такой цене проект строительства комплекса не окупается. Необходимо больше 20 руб. с килограмма молока только для того, чтобы рассчитываться с банками и работать без прибыли. Это патовая ситуация в сегодняшней молочной индустрии. Поэтому и очереди инвесторов в нее не стоит.

Вспомним еще и те особенности ведения бизнеса, которые существуют в России. Ветеринарные службы, например. Я считаю их эдаким ГИБДД в животноводстве. Вроде функции одни - обеспечение безопасности, но как в случае с ГИБДД – если нет дорог, то о какой безопасности мы говорим, так и с ветслужбой - нет животноводства, так чиновники решили что-то другое обеспечивать, кроме безопасности.

Это целый анекдот. По представлению нашей ветеринарной службы на отборе скота, который мы покупаем в Америке, должен присутствовать государственный ветеринарный врач. За счет того, кто скот покупает. И он там целый месяц сидит на карантине. Фактически же этот карантин ведут американцы, которые прекрасно понимают, что наш ветеринар в этой процедуре не нужен. И он действительно не нужен.

Потом животных привозят сюда, и здесь они еще один месяц стоят на карантине. И бог бы с ними, если бы это еще и проходило гладко, но ведь к нам подходят с каким-то странным изначальным посылом, что мы обязательно везем заразу. Вдумайтесь, мы из стран-лидеров по производству молока по представлению ветслужб везем заразу после месячного контроля здоровья коров госветеринаром(!).

Цена на нетель выросла до неразумной суммы в 3700$ в том числе и из-за наших ветслужб, которые, в частности, запретили ввоз скота из Европы, потому что там обнаружили болезнь Шмалленберга. При этом российских коров на наличие этой болезни никогда не обследовали, а значит, с точки зрения логики ветслужбы, ее у нас нет. Вывод - завозить из Европы скот нельзя. В итоге сразу же подскочила цена на американских и австралийских коров.

- У нас что, нет своих племенных хозяйств?

- Они лишь так называются. Один раз я купил коров в нашем племенном хозяйстве, потом долго выводил вшей у всего стада. И в конечном итоге получил лишь 3 тонны молока на корову. По закону же оказалось, что если больше 2,5 тонн, то я уже не могу иметь претензий к хозяйству.

Слово «племенной» у нас, видимо, означает что-то другое, не связанное с молочным производством. Может быть, на них можно ананасы в Сибири возить, я не очень понимаю, для чего их выращивают наши кандидаты наук. В их стратегические вопросы я не лезу, но и покупать у них не буду. Есть и хорошие хозяйства, но у них нельзя купить стадо в промышленных масштабах.

Завозить из-за рубежа приходится и качественное оборудование, а это означает огромные таможенные пошлины…

- Неужели в России и подобного оборудования не производят?!

- Производят. Но если его использовать, я бы уже не рекомендовал покупателям пить сырое молоко. Только после кипячения.

- Значит, на Западе, «и трава зеленее, и деревья выше»?

- Европейские фермеры получают 500 евро субсидий на гектар, тогда как у нас это лишь около 12 евро. Мы существуем в разных финансовых условиях. У них есть программы, по которым компенсируется до 50% затрат на строительство, у них есть кредиты под 3% на 20 лет без отдачи суммы основного долга.

В России невозможно приобрести в промышленном объеме племенной скот. Условия создания новой фермы требуют завоза сразу большой партии голов, адекватной объему комплекса. Хотя бы потому, что у нас есть зима. Мы не можем поставить в двор, рассчитанный на 400 голов – 200, чтобы не замерз навоз.

При этом купить одновременно 400 голов на российском рынке нельзя. Именно поэтому мы все время везем скот из-за границы. Там промышленные объемы ремонтного стада существуют. Однако для фермера в Висконсине нетель стоит 1500$, а мы закупаем по 3700$ за голову. Цена объективно формируется рынком: скот нужно привезти, растаможить, плюс НДС, фрахты, доставка, работы посредников и так далее. Но меня-то в любом случае волнует, насколько я конкурентоспособен с американским фермером, а мы с ним изначально не в равных условиях.

Я недавно вернулся из Америки, где я учился управлять комплексами с большим поголовьем коров. Есть такая наука – менеджмент большой фермы. Скажу, наверно, банальность - у них это лучше организовано, чем у нас. Там существует некий логичный симбиоз науки и фермерства. У них кандидаты наук учатся на фермах. У нас же существует Россельхозакадемия, в которую входит более 80 институтов, которые вроде бы чем-то занимаются. Однако я у себя на ферме никогда не видел не то что кандидата наук, лаборанта ни разу не видел, который хоть что-то разумное мог бы мне рассказать.

Любые изменения, а они происходят очень быстро: и в инженерных решениях, и в системах управления, и в электронных системах оценки качества молока, и в генетике животных. Все это требует уже не просто мужика в фуфайке, над этим должны работать специалисты с высшим образованием. Нужен ежедневный контроль, мониторинг ситуации, сбор статистики, коррекция рационов и т.п. В Америке все это осуществляется фермерами, которые хотят добиться высоких результатов совместно с учеными. И они их добиваются. Те хозяйства, которые работают в кооперации с институтами, достигают показателя в 12 тонн средней удойности в год от одной коровы. В России – эта статистика общеизвестна, - 4,5 т с коровы. На Северо-Западе показатели чуть лучше. Если я достигну 8 тонн – это будет удача, но для Америки это скучные цифры, это история прошлого века. С такой удойностью там я не попаду даже в разряд средних хозяйств.

Сельхозбизнес в Америке – это отрасль, по которой ежегодно министром сельского хозяйства и председателем антимонопольного комитета подписывается отдельный закон - билль о сельском хозяйстве, который регламентирует, что сельское хозяйство – это не рыночная экономика. Даже в Америке, самой открытой и самой рыночной стране, на государственном уровне понимают, что сельское хозяйство не может выжить в условиях рынка и открытой конкуренции.

И в этом четко прослеживается разница с позицией нашего государства. Один местный политик из аппарата администрации Псковской области четко высказался по поводу сельского хозяйства: «Это тоже бизнес, если у вас не получится, - придут другие. Это рынок, который не терпит пустоты». Однако если проехаться по региону и осмотреться по сторонам, то становится понятно, что в этом утверждении что-то не так.

В Псковской области молочнику всегда очень легко считать субсидии, потому что их меньше, чем в большинстве других регионов России. Это самый недотируемый регион со стороны местных властей по молочному животноводству.

Продолжение интервью читайте завтра на сайте ЦДИ!

Беседовал Александр Серединин