В галерее «На Бастионной» продолжает работать выставка с интригующим названием «Псковские дизайнеры – кто они?». Впервые в Пскове дизайнерская деятельность получила художественную легитимацию и была уравнена в правах с традиционно галерейными «изящными искусствами». Прагматика вопросительного высказывания в названии провоцирует активную реакцию со стороны публики. Диапазон не ограничен: от восторженности, через недоумение, до возмущения. Директор галереи Ольга Кошелькова еще до дня открытия успела принять немало телефонных звонков от как-либо заинтересованных или просто активных представителей общественности, негодующих по поводу состава участников и самого выбора темы. У входа в галерею на поставленный ребром вопрос дается и первый ответ, тоже конкретный, и простой. Как всегда эффектный «бастионный» плакат-афиша, отсылающий своими контрастными цветами, простым геометрическим делением поля и ритмичным рисунком текста к уже ставшей «классически дизайнерской» конструктивистской эстетике 1920-х годов, веско перебирает фамилии: Татьяна Данилова, Ирина Кросс, Юрий и Татьяна Ширяевы, Сергей Михайлов, Лилия Мамотова, Эдуард Шарипов, Игорь Черкассов, Валентин Решетов, Александр Николаев, Галина Изотова, Алексей Красильников, Екатерина Дурникова. И хотя перечень этот нельзя назвать ни исчерпывающим, ни качественно однородным, сама плакатная форма, безапелляционная по определению, как бы утверждает окончательный список, ставя штамп «обжалованию не подлежит». Подготовленный мажорным ритмом плаката зритель бодро преодолевает лестничные марши, надеясь получить, наконец, ответ на «все, что вы хотели знать о дизайне, но боялись спросить». Не тут-то было. Определенный ответ на вопрос «что такое дизайн?» (или хотя бы «псковский дизайн») организаторами выставки явно не запланирован. И сложно судить их за это. Для начала надо научиться ставить вопрос так, чтобы он попадал в точку. И здесь позволю себе ряд придирок к словам, которые, подозреваю, будут в русле прогнозируемой зрительской реакции. Чем лаконичнее высказывание (а со стороны организаторов выставки никакой единой концепции кроме самого вопроса в названии не представлено), тем выше значительность каждого отдельного слова, тем более взывают эти слова к интерпретации. Такая значительность приписывается, например, единственному определению, которое дается дизайнерам. Почему именно «псковские»? То есть, я вполне отдаю себе отчет, в каком городе я нахожусь.Понятно, что здесь и художники, и архитекторы, и таксисты, и журналисты – все псковские. Но является ли общим и решающим для дизайнеров, представленных на выставке, фактор их землячества? К тому же весьма относительного. Многие из участников не являются коренными псковичами, и лишь один из них здесь учился. Конечно, все они на настоящий момент связаны с городом: работой, местом обитания или «любовью» (цитата). И все же непонятно, почему многим кураторам пространственная локализация представляется наиболее прочной основой для создания поля напряжения между участниками выставки. На мой наивно-космополитичный взгляд, географическая справка требуется, в основном, для сравнения. В отсутствие сравнительного контекста подобный эпитет выглядит тавтологией и приводит на память ритуальное утверждение, что монгольский слон – тоже слон. Не очень лестно для авторов вполне профессиональных работ. И почему «кто они?». Разве мы и так не знаем, кто они (то есть большинство представленных авторов)? Они живописцы, графики, архитекторы, декораторы интерьера, фотографы, чьи имена весьма известны в городе, как известна и сфера их деятельности. Интрига ведь должна состоять в том, что свело их в пространстве единого зала – в слове «дизайнер» или в особом дизайнерском подходе к искусству. А выясняется, что большинство из них сознательно избегает это слова. «Мы с мужем, конечно, архитекторы, - объясняет Татьяна Ширяева.- Занимаясь интерьером, мы не являемся дизайнерами, а просто оформляем архитектурное пространство». «Я не дизайнер, я декоратор, - говорит Александр Николаев». «Разумеется, я художник» заявляет Валентин Решетов. Почему же те, за кем общество признает «дизайнерский» статус, так открещиваются от «звонкого» слова?Дотошность лингвиста заставляет меня обратиться к истории понятия. Расплывшееся сегодня до почти полного обессмысливания слово «дизайн» существовало в европейских языках уже в 16 веке. Итальянское "designo intero" (не путать с «дизайном интерьера») означало внутреннюю идею художника о будущем произведении искусства. В том же значении оно вошло в Оксфордский словарь 1588 года. В 19 веке получило распространение понятие о дизайне как связи искусств и ремесел. Одноименному движению, возглавляемому Уильямом Моррисом, а также развитию в Великобритании высших учебных заведений, выпускающих «промышленных» художников, мир обязан распространением англоязычного словосочетания «industrialdеsign». Советской специальной литературе долгое время достаточно было выражения «техническая эстетика». Но шквал западных заимствований, обрушившийся на нас в последние десятилетия, унес, как щепку, этот почти не употребляющийся сегодня термин, прочно заменив его «дизайном». Слово, что называется, «сделало карьеру» и стало модным. А потом, не без влияния тенденций политической корректности, оно «демократизировалось», то есть стало употребляться для «облагораживания» или придания определенного статуса тем сферам человеческой деятельности, которым этого статуса традиционно недоставало. Правилом хорошего тона в Европе и США считается сегодня называть уборщицу не иначе как «техником по окружающей среде», а телефонистку – «исполнительным специалистом по голосовым данным». Аналогичные стандарты проникают и в русский язык, и мы получаем «нэйл-дизайнера» или «фитодизайнера». Но само слово при этом быстро изнашивается, теряет терминологический смысл. Его хочется либо отбросить совсем, либо вернуться к исходному «высокопрофессиональному» смыслу, говоря о «настоящем дизайнере». Именно так и делает, например, участник выставки «На Бастионной» Игорь Черкасов: «Дизайнер – это, во-первых, художник, но тот, кто является также и конструктором. Причем конструктора в нем должно быть больше. Кроме того, настоящий дизайнер никогда не будет делать того, что он не умеет». Если подчеркивается, что существуют «настоящие» дизайнеры и дилетанты, сразу встает вопрос о профессиональном образовании. Двух- трехмесячные курсы «дизайна» предлагаются буквально на каждом углу. Но более фундаментального подхода к подготовке дизайнеров в Пскове не существует, хотя бы по причине отсутствия преподавательских кадров. Уже поэтому довольно бессмысленно говорить о «псковском» дизайне. Некоторые выпускники краткосрочных дизайнерских курсов используют их как трамплин для дальнейшего образования, например, для поступления в архитектурный институт. Но чаще получается, что легкость знакомства с «дизайном для чайников» создает у многих людей впечатление, что дизайн сводится к набору простых правил комбинаторики. Против этого возражают сторонники фундаментального образования. Искусствовед Ирина Голубева резко критикует позицию поверхностного отношения к дизайну среды: «Дизайн – это не поставить цветочки в вазочку, это серьезнейшая вещь, но в основном люди не задают себе этого вопроса, они в этой среде живут, и нищают, и даже их эмоциональная сфера не развивается благодаря этой среде».«В основе любого из изобразительных искусств лежит рисунок, - подчеркивает Игорь Черкасов. – Можно быть сколь угодно изобретательным по части композиции, но если дизайнер не имеет этой основы, никакая раскрутка ему не поможет». Сам факт того, что пробная постановка вопроса о дизайнерском искусстве на выставке состоялась, весьма знаменателен. Состоятельна ли сама выставка, - вопрос спорный. Отсутствие хоть какой-нибудь концептуальной нити в выборе авторов и экспонатов не способствует диалогу отдельных объектов, принужденных к тесному соседству, и подпираемых к тому же продукцией сувенирного салона. Но камнем, брошенным в воду, это событие стало. Задачами будущего остаются развитие темы, охват имен, оставшихся за бортом, и постановка более значительных художественных вопросов. Марина Николаева