1.Кто такие журналисты?Вопрос, на первый взгляд - детский и праздный, на практике, если выкинуть толковый словарь в форточку и начать размышлять без интеллигентского снобизма (увы, свойственного пролетариям умственного труда), далеко не столь наивный, как кажется. Журналистами, допустим, были такие разные люди как Пушкин и Герцен, Достоевский и Ленин, Горький и Троцкий, etc. Список знаменитых литераторов и политиков, так или иначе подвизавшихся на журналистике, можно продолжить, однако тут особенно примечательно, что вышеназванные персоны не просто публиковались в газетах, авторских или партийных, выдавая в свет свои сногсшибательные «креативы», а были именно профессиональными журналистами - авторами, редакторами и издателями каких-никаких СМИ. То есть, им, помимо актуальности темы и изящности/забористости слога постоянно приходилось задумываться и о таких «низменных» вещах, как, к примеру, спонсорская помощь, цена бумаги, средства доставки и, в конечном счете, тираж.Ладно, политики и литераторы, с ними все вроде бы ясно, как энергосберегающая лампа. Для этих традиционных жертв мегаломании журналистика имеет сугубо прикладное значение. Как способ ретрансляции идей или творчества. И, скажем, такой эстетически радикальный писатель как Эдуард Лимонов, по существу (не беря в расчет градус таланта), мало чем отличается от бывшего губернатора Псковской области Евгения Михайлова, продолжающего напоминать всем нам о собственном бытии под ником «Специалист». И, - признаем честно, - далеко не он один, подобно голове профессора Доуэля, пребывает в бесконечном постинге, этом маргинальном виде самодеятельной журналистики, являясь городу и миру порциями часто невменяемого текста, эвакуированным наружу благодаря Интернету. Возникнув, буквально: на манжетах виртуального пространства, этот способ публичного высказывания сегодня почти на равных конкурирует с бумагой, видео и радио. К сей славной компании признанных властителей дум может присовокупиться и одиозный рок-шокер Мэрилин Мэнсон, который в юности несколько лет своей жизни щедро растранжирил именно на журналистские амбиции. Он сочинял статейки в журналы, издававшиеся в штате Флорида, пока не решил, что собственно поэзия, усиленная жестким звучанием динамиков и магией шоу-бизнеса, гораздо эффективней, чем печатное слово. Стране нужна поэзия, на!Теперь вообразим, что всех этих знаменитых журналистов пригласили на некий астральный «круглый стол» и предложили порассуждать о журналистской солидарности, иначе говоря, об «активном сочувствии» друг другу.Убежден, что все выше перечисленные индивидуумы, от Пушкина до Троцкого, не исключая, разумеется, Мэнсона, не взирая на разницу в воспитании и темпераменте, прореагировали бы сугубо одинаково. Да-да, выругнулись бы матом, плюнули и послали ли бы инициаторов «круглого стола» в район туманности Андромеды. От греха подальше.А вот псковские журналисты взяли и собрались вместе. Это случилось 11 сентября сего года. В реале. И все собравшиеся прекрасно осознавали, что так называемая солидарность – это иллюзия, фикшн. Потому что сочувствия, особенно активного, от псковских коллег никогда не дождешься. И всем известно, почему.Тем не менее, - и здесь возникает самый загадочный парадокс, - все журналисты, не зависимо от одаренности, опыта и личной харизмы, подспудно осознают, на уровне чуть ли не «шестого чувства», ощущают, словно внезапно обрели дар ясновиденья, что эта самая пресловутая «солидарность» им необходима, как запасной баллон кислорода у спустившегося в глубину водолаза.2.Итак, солидарность нужна, как воздух, но ее не дождешься. Обозначим буквами то, что общеизвестно, а значит, как бы не нуждается в буквенном обозначении. То есть, сделаем заведомо неблагодарную и лишнюю работу: я набью текст за всех остальных, а остальные этот текст, - если захотят, - прочтут.Журналисты по роду своей деятельности сродни (неизбежная тавтология) художникам. Выражаясь иначе, сопричастны к высшим проявлениям человеческого духа. Ведь в идеальном своем воплощении журналист – это творец, демиург, RЕ-конструктор реальности, сподвижник Бога. Он придумывает формулы хаосу, из небытия создает новости, придает порядок стихии. Его инструмент – слово (теперь все чаще – картинка), размноженное в геометрической прогрессии. Его мыслительный процесс, благодаря современным технологиям, обретает доступную форму и становится достоянием масс. Не будь журналиста, никакой реальности и не было бы. Вернее, о ней, реальности, никто бы и не узнал. Все жили бы в глухоте и забвении. Представьте себе Глобальную Деревню без газет, радио, телевидения и Интернета. Средневековье. Полнейший Мрак, Глухота и Немота. Где слух, эхо, добравшееся до уха, - целый год жизни. Поэтому журналист – сегодня не просто медиум. Он конкурент Священнику. Посредник между реальностью (включая Бога) и человечеством. Воспринимающий, понимающий и, главное, - выражающий живые смыслы - Язык. Животворящий ретранслятор всякой преходящей, по сути: суетной, - действительности. Реальность давно сгинула, будто ее и не было никогда, а газетное слово, кадры кинохроники, радиорепортаж - остались, пусть и скупым, ущербным остатком, почти хламом, на полках архивов и библиотечных хранилищ.Этот факт - повод к мании величия всякого, кто прикоснулся к призванию журналиста. Однако поводов к самоуничижению – не меньше.Заикнемся всуе и о позорной правде. С вершин Призвания падем в ад низкой обыденности. Журналисты сервильны, как последние шлюхи, то есть подобны обслуге ресторана, где девочки подаются на гарнир к фирменному мясному блюду: «Чего изволите, господа?».В качестве господ выступают – продажные госчиновники, склеившиеся с крупным бизнесом, а также прочие рекламодатели, включая читателей.А журналисты необходимы так же, как врачи и юристы. И отношение к ним – похожее. То есть диапазон: от преклонения до проклятий. Помог врач своему больному, спас от смерти – молодец! Нет – убийца в белом халате, хам и циник. Юрист – вообще – исчадье Ада. И рядом – журналист, дитя кодекса чести разврата, готовый защитить обывателя, равно как и вторгнуться в его убогую частную жизнь, вывернув грязное белье на изнанку.Врач, юрист и журналист, оказавшись в одной компании за бутылкой водки, всегда поймут друг друга. 3.Общество и власть нуждаются в медиуме. Как и во врачах. Как и в юристах. Как, - добавим специально, в художниках. Медиум – часть Жизни, Зеркало, пусть и подчас кривое. Оно несовершенно, но и совсем без него - нельзя. Утрачивается образ не только врага, но и образ себя. Самого - Другого. Ну, а уж как («кверху каком») этот медиум устроен, сообразуясь с конкретными портретами, - это дело десятое. Сегодня – одни портреты, завтра – другие. Масс-медиа, функционируя по законам, во-первых, государственно-охранительной машины, во-вторых, рыночной экономики и, в третьих, местного административного произвола, дарит нам массу любопытнейших наблюдений.Лично я насмотрелся до изжоги глаз и колик восприятия.Хроника этих откровений – отдельный эпос, достойный гения Гомера. Не Симпсона, хотя, кто знает? Даст Бог, изложу отдельные эпохальные страницы в отдельном тексте.А пока замечу только, что, суммируя прочитанное, обыватель может дать один правильный ответ на вопрос: «Кто такие журналисты?», и будет прав.Журналисты, по его представлениям, - сволочи.А кто же еще?Именно они подкарауливают в подворотне, расписывая в желтой, как гепатит, прессе и на телеэкранах похождения людей, которые жаждут «быть в топе».Именно они вылизывают задний проход Власти, как метафизической субстанции, равно как и анусы конкретных представителей этой самой Власти (федеральной, региональной, муниципальной), причем кое-кто умудряется вылизывать не фигурально, а - буквально.Кого-то от этого тошнит, кто-то глотает слюну. Именно они, сволочи, волочащиеся за ньюсмейкерами, событиями, подробностями, роются в общественном (извините за слово) говне, включая и просто – натуральное, вонючее и мерзкое, говно. Но именно они, презренные людишки, если что, вдруг способны вступиться за сирых и убогих, униженных и оскорбленных, не взирая на лица.И эта готовность к самопожертвованию отнюдь не противоречить выше озвученному блядству (литературное слово!) и ничтожности.Именно сволочей уважают, презирают и боятся. Одновременно. Конечно, самый точный образ журналиста – вовсе не Правдоруб, а, увы, Хамелеон. Таковых мы видели и не раз. Среди своих коллег Хамелеон старается прослыть жутким оппозиционером, обильно поносящим Власть вообще и отдельных чиновников в частности. Очутившись же на минуту рядом с властью, он оближет недавно оболганного чиновника в «самое не балуйся», дабы сорвать шерсти клок, например, - теплое место или премию за книжку. Потом он, ничтоже сумняшеся, кинет коллег по цеху в принципиальном разговоре, или продаст за толику табаку, а когда те, очухавшись от персонального беспредела, вдруг припрут к ответу, заявит: «Да вы что, ребята, это ж наш профессион де фуа!». В этакой ситуации даже гипервздорная бабенка от журналистики (со своей интимной, как «точка джи», жаждой садистской власти) покажется ближе и роднее, чем подобный оборотень с обаятельной, подернутой небрежной щетиной, физиономией провинциального «журналюги».Захочется расстрелять по совести. Но в кармане у бессовестного наймита заваляется томик Сергея Довлатова, - повесть «Компромисс», текст, который можно перечитывать бесконечно, как Библию, может быть, самый честный текст о журналистах и журналистике.С тех советских, застойных времен ни то что бы ничего ни изменилось. Как раз, наоборот: все стало еще циничней, продажней и унизительней. Именно поэтому всякому журналисту, прошедшему через свою персональную серию компромиссов, не стоит обижаться, когда кто-нибудь из обывателей, назвав известную фамилию, сравнит его с Хамелеоном и бросит в спину обидное, но справедливое слово: - Сволочи!Александр Донецкий