«Театру требуются артисты, не понимающие в искусстве». Сей парадоксальный афоризм, прозвучавший со сцены 18-го Пушкинского театрального фестиваля (в спектакле «Директор театра»), легко трактовать в качестве циничной шутки, но что-то в ней все-таки есть. Избыток нарочитого умствования, та самая «алгебра» Сальери подчас убивает как раз само искусство, то есть «гармонию». Собственно об этом (как и о многом другом) был спектакль «Директор театра» в постановке Дмитрия Бертмана с участием солисток «Геликон-опера», камерного ансамбля и аж трех народных артистов России - Игоря Костолевского, Михаила Филиппова и Михаила Янушкевича. Антрепризный спектакль от Международного театрального агентства «Арт-партнер», уже нашумевший в столицах, вне сомнений, стал самым ярким событием фестиваля. Классический пушкинский текст был разбит на реплики для трех актеров – Моцарта, Сальери и Директора театра. Причем Моцарт и Сальери остроумно менялись местами, в том смысле, что Костолевский с Филипповым играли то одного, то другого, в результате чего являлась та самая двусмысленность, которую постоянно держат в уме все, кто пытается ставить «Моцарта и Сальери» на сцене. Кто кого отравил, Сальери - Моцарта? Или, быть может, всё случилось наоборот? Гений и злодейство вполне способны не только совмещаться, но и замещаться его величеством ремеслом. Доказать эти «низкие истины» берутся не только актеры, исполняющие роли двух композиторов, но и певицы, две замечательные оперные секс-бомбы, как бы спроецировавшие на себя, спародировавшие и где-то опошлившие изначальную коллизию пушкинской «маленькой трагедии». Впрочем, в деле «снижения» материала, низвержения его в фарс преуспели и трое актеров.Костолевский с Филипповым, старательно придуриваясь, и не без вдохновения – изображали из себя музыкантов, наяривающих смычками на виолончели, ожидаемо превращенной в женское тело, и на «скрыпке». Смешные тетки, профанируя классический текст, толкаются попами, в борьбе за роль, или, точнее, более высокий гонорар, душат друг друга и кричат на все лады немецкое «шайзе». Моцарт с Сальери, превратив из виолончели стол, напиваются до потери сознания, причем Моцарт нестерпимо долго спит с дамочкой в обнимку, пока его коварный друг готовит зелье. И, поскольку так до конца и не понятно: кто именно в данном случае перед нами, Моцарт или все-таки Сальери, либо два в одном? - этический смысл спектакля не просто «зияет», а представляет прямо таки постмодернистсую концовку. Видите, ли, как бы утверждают автор спектакля, для искусства абсолютно не важно, добро ты транслируешь или зло, художник – по ту сторону этических норм, и для музыки эти человеческие проблемы совершенно безразличны. А уж какая получится музыка, просто мастеровитая, или гениальная, - дело случая, как, собственно, казусом является само классическое отравление. И когда в финале звучит «музыкальное хулиганство» - дуэт, составленный из арий Моцарта и Сальери, наивный слушатель уж точно не способен отличить, где и какой здесь автор? Оба, получается, хороши.Оценивая постановку, критики и критикессы, приехавшие в Псков, не поскупились на нелестные оценки увиденной на сцене «барочной постановки». Дескать, ход, уместный в «капустнике», оказался совсем не уместен даже в антрепризе, не говоря уже о серьезном театре». Вкратце претензии к спектаклю выглядели так. Режиссер и артисты спектакля представили публике «циничный», «дикий», «пародийный», «пошлый» мир, в котором Моцарт и Сальери «в одном флаконе» и не понятно, кто кого убивает. Именно это, как кажется, и вызывает приступ «страшной злобы» по отношению к спектаклю. По мнению другого критика, высказавшегося по поводу «Директора», «нравственный индифферентизм не нов», однако вся проблема в том, что получилось и «недостаточно смешно», и «недостаточно серьезно», а Костолевский с Филипповым демонстрировали только «все те же гримасы, все те же ужимки», транслируя исключительно самих себя, а эта «трансляция самих себя немножко поднадоела».Подводя итоги фестиваля, необходимо заметить, что уже одного яркого, провоцирующего ругательные рецензии и диаметральные оценки спектакля достаточно, чтобы признать фестиваль удавшимся. Потому что без фестиваля псковичи, да и многие гости, вряд ли бы увидели скандальную постановку Дмитрия Бертмана, не говоря уже, скажем, о вполне заурядной «Сказке о Золотом петушке» Челябинского ТЮЗа и представленных в афише моноспектаклей, некоторые из них в художественном смысле дадут фору любому большому спектаклю.И все же главный вывод, с которым хочется согласиться: «театр Пушкина и не должен быть адекватным в прочтениях». И «как бы мы не ценили Пушкина», его гениальные тексты – «всего лишь материал», что в полной мере подтвердили и букволистское, «школьное» прочтение шекспировского «Гамлета», и озорная, хулиганская, пусть даже циничная, игра с «Моцартом и Сальери».Событием, по своему познавательному значению не уступающему фестивальной афише, снова можно назвать заседания «творческой лаборатори», особенно то, на котором профессор, доктор филологии Вячеслав Кошелев представил свой взгляд на поэтику пушкинской детали. Выбрав для анализа знаменитый и поставленный на сцене и в кино рассказ «Станционный смотритель», профессор Кошелев, по восторженному отзыву актера «революционное обрушение» образа «маленького человека», ведущего свою генеалогию как раз от «Смотрителя». Как виртуозно и не без эффектов показал докладчик, театральная интерпретация Пушкинского текста есть история одного поразительного заблуждения. Потому что известный всем нам «Смотритель» вовсе не про, о чем мы, - благодаря в том числе и школе, - думали, и главный герой – Самсон Вырин, кто угодно, «блудный отец», эгоист, пьяница, но только не пресловутый «маленький человек». А сам рассказ есть повесть о человеческом везении, и смысл ее не узко социальный, а общечеловеческий. Вырин вполне мог быть не мелким чиновником, а, к примеру, генералом, а финал его был бы столь же печальным и трагическим. Важно, что хотя автор и сделал грустный вывод («адекватного пушкинского текста на театре не создать»), его вклад (пусть и чисто теоретический) в будущие сценические воплощения пушкинской прозы трудно переоценить. И я почему-то уверен, что рано или поздно мы увидим совсем новое прочтение знакомого всем с детства образа. И Самсон Вырин предстанет перед нами не «маленьким человеком», а симпатичным и удачливым пожилым героем двухметрового роста, «разбойником», по точному выражению гусара Минского, человеком, драма которого только в том, что он не способен преодолеть собственного отцовского эгоизма.Трактовка неожиданная и, быть может, даже спорная, но очень интересная, а главное - научно обоснованная, что не могли не признать все, кому в этот февральский день посчастливилось услышать доклад. О том, что псковский фестиваль уже породил новые версии - в связи с филологическими открытиями профессора Кошелева - помянули многие участники лаборатории, вспомнив в качестве образца о судьбе теперь уже знаменитого спектакля Петра Фоменко, когда-то родившегося именно в жарких лабораторных дискуссиях в Пскове. Саша Донецкий