Погромов в духе Бирюлева в Псковской области не будет. По крайней мере, в обозримом будущем. Но это не означает, что псковичей не беспокоит появление в регионе чужих. Еще как беспокоит, даже если эти чужие вполне свои – по национальному признаку.

При желании, а также при помощи государства и СМИ всегда можно найти тех, кто мешает нам жить. В Псковской области гастарбайтеров и прочих лиц не той национальности пока трудно обвинить в помехах: 94,3% жителей региона считают себя русскими, Псковщина далека от мигрантских потоков, социальное расслоение выражено в разы меньше, чем в Москве. Но ксенофобия так многообразна в своих проявлениях, так хорошо поддается конструированию, что даже в нашем мононациональном регионе с ней всё в порядке. Имеется! И в чем-то даже процветает.

Приезжие не нужны!

Такими наблюдениями поделился с общественностью Институт регионального развития, исследовавший весной-летом этого года проблему ксенофобии в Псковской области. Публика, собравшаяся за круглым столом в ИРР, была более чем благодарная: представители культурных национальных сообществ и диаспор (армянской, чеченской, узбекской, азербайджанской, еврейской, латышской).

Собственно, и собрались-то по инициативе комиссии по межнациональным и межконфессиональным отношениям Общественной палаты Псковской области – в преддверии большого Совета по межнациональным отношениям. Председатель комиссии Лилия Быстрова была модератором дискуссии, но сольная партия досталась всё же «понаехавшему» шесть лет назад в Псков из Питера научному руководителю ИРР Сергею Дамбергу. Уж больно интересно говорил господин Дамберг о ксенофобии вообще и псковских её частностях. И договорился до необходимости полной и безоговорочной толерантности…

Хотя исследованная почва к тому и не располагала.

Ведь, например, 10% участников августовского опроса ИРР заявили, что они запретили бы появляться в своем городе/поселке (да, так провокационно был сформулирован вопрос: «Кому бы вы запретили появляться…» и множество вариантов ответов, из которых можно было выбрать несколько), так вот эти 10% запретили бы любых приезжих! Хоть из Москвы, хоть из Питера, хоть с «северов» или даже из Пскова.

Больше всех голосов, правда, набрали наркоманы – их не желают видеть 76,4% опрошенных, но далее с не очень большим отрывом следуют геи – против их присутствия 62,3%, потом идут проститутки – 60%. Алкоголиков не хотят видеть 50,8% участников опроса. А вот против приезжих с Кавказа – 48,5%, против приезжих из Средней Азии – 39,8%. Бомжи, кстати, тоже набрали значительный процент – 32,9. Дальше по мелочи и по нисходящей: безработные, оппозиционеры, «все политики и агитаторы». Даже «деревенские» собрали почти процент желающих запретить их появление в городе-поселке.

Ненавидеть евреев не модно, чтоб вы знали

10%, которые против любых приезжих – это цветочки. Горькие ягодки в том, что, по информации социологов, порядка 75% населения «покупается на всё»: в смысле готово развивать свои фобии в любом предложенном направлении.

«За последние лет двадцать образ врагов, изгоев менялся несколько раз. На старте всех перестроечных перемен «топовой темой» были евреи и антисемитизм. Дальше пошла кавказофобия. То есть ненависть к кавказцам стала более модной, чем антисемитизм. Это действительно конструируется как мода, я говорю без всяких метафор, прошу понимать меня буквально», - предупредил Сергей Дамберг. И продолжил: «Сейчас всё стало куда сложнее: с одной стороны есть статусное расслоение и неприятие богатых, с другой стороны - старые страхи. Классика таких страхов – это, скажем, цыгане. Новые страхи, недавно сконструированные при помощи государства и прессы в массовом сознании: прежде всего, гомофобия. Ну и гастарбайтеры – самая горячая история в последнее время».

«Но самое строгое отношение у людей к тому, кто будет у власти. Не дома, не в семье, не в соседском кругу, не в твоем рабочем коллективе, а во власти. Наше население очень ориентировано на государство. Но не на государство как институт, а на ту фигуру, которая его представляет. На начальника. И он должен быть абсолютно своим, русским, местным. Когда проходят районные кампании по выборам глав, мы спрашиваем людей: кого бы вы хотели видеть во власти? Только в тех районах, где совсем плохи дела, где полное разорение – только там люди больше хотели бы видеть не местного, а того, кто приедет и спасет. А так, конечно, должен быть «наш, из своих», - рассказал Сергей Дамберг.

И тут же поинтересовался у слушающих его представителей диаспор: «Вы наверняка не были на «Русском марше» 4 ноября?» В ответ раздался здоровый смех. «Я тоже не был, но наш сотрудник ходил, ему удалось сделать несколько фото. Во время шествия по мосту они несли перед собой транспорант… Я думал, что это будет «Хватить кормить Кавказ» или что-то в этом роде. Но они несли другой: «России – русскую власть», вот такой крик души».

Снова здоровый смех. Потому что не только социологу, не только самому русопятому журналисту или представителю национального меньшинства – всем, абсолютно всем понятно, что, пожалуй, единственное с чем у власти нет проблем – так это со своей русскостью. «Если она не русская, то какая? Американская, узбекская, дагестанская, еврейская? Посмотрим, насколько будет эффективен у националистов этот лозунг, мне он показался неудачным с политической точки зрения. Ударили не туда, где болит», - высказал мнение социолог.

Публичная болтовня менее опасна?

Разговор о русскости власти вернул всех к теме национализма, который предлагается различать в двух видах: в бытовом (это все, кто придя с рынка бурчит – одни «черные» торгуют, при этом не считая себя националистом, упаси боже) и в профессиональном – те же участники «Русского марша». И тут многих удивил один факт: бытовой национализм, по мнению социологов, а они просто так не скажут, боится и не принимает национализма профессионального. Кто-то даже не поверил: с чего бы это? Исследователи отвечают просто: агрессия пугает. Еще одна версия: при общей стихийной лояльности профессиональные националисты ассоциируются с оппозицией. То есть с чем-то неприятным, протестным, конфликтным. Думается, что есть и третья версия, ответвление первой: пугает не столько сегодняшняя агрессия, сколько перспективная. Как в том анекдоте, когда умирающий старый армянин завещает сыну беречь евреев. Потому что «их перебьют – за нас примутся». И вот эта перспектива, что рано или поздно и «за нас примутся», может быть неприятна даже самым чистокровным руссам.

«Хотя любая медсестра скажет, что кровь у русского и армянина ничем, кроме группы, не отличается», - заметил господин Дамберг. А председатель региональной армянской общины «Урарту» Меруджан Вермижян неожиданно признался: «Бытовой национализм для нас – национальных меньшинств – опаснее профессионального национализма, который и трех процентов поддержки населения не набирает. Мы их вообще не замечаем. Помню, в 2011-м году была какая-то дискуссия в клубе, который «Единая Россия» устраивала. Они после всего, что там наговорили, выходили и мне жали руки: «Ну ладно, ты там не обращай внимания, что мы болтали». И эта публичная болтовня для нас менее опасна, чем ежедневная ненависть соседей за то, что я не русский, но лучше их живу. И к иногородним также относятся. И в советские времена относились. Я на Псковщине давно ведь живу».

Вообще, пожалуй, у каждого участника дискуссии, нашлось, что сказать «за ксенофобию». Заместитель председателя регионального азербайджанского культурного общества Полад Исмаилов, например, рассказывал, как пытался помочь товарищу вступить в программу переселения соотечественников. Но тут выяснилось, что сейчас «приветствуется» переселение соотечественников только «славянского происхождения». «А в программе этого нет», - кивнул Меруджан Вермиджян. Но сколько бы господин Исмаилов не убеждал ответственных лиц, что товарищ вполне их соотечественник: родился и вырос в СССР (вот и свидетельство о рождении есть), вносил вклад в общее дело и так далее, ответ был один: «Не рекомендуется». И тут отчаявшийся общественник уже прямо спросил – а с чего вы взяли, что он не славянского происхождения, в документах сейчас национальность не обозначена! Ответили ему бесхитростно: «Но мы же видим»… Бьют-то у нас, по прежнему, не по паспорту, а по лицу.

О расовой слепоте

Хотя, например, по лицу Саида Дукаева – председателя чеченского культурного общества – не скажешь, что оно «кавказской национальности». А по лицу Романа Кагана (председатель еврейской общины), что оно «еврейской национальности» (была такая длинная формулировка в советское время – не могли же дикторы советского телевидения произносить ругательное слово «еврей»). Тут, знаете, если в семье не научили обращать внимание на мочку уха, на форму носа – всё, пропал человек. Всю жизнь проживет и не узнает с кем.

Потому что в этом «необходимом» знании нет ничего зоологического, кровного. Во всяком случае, в этом убежден Сергей Дамберг и его коллеги. И тут хочется с ними солидаризироваться как никогда: сам ребенок никогда не узнает, что должен «не проспать» все эти признаки чужого. Его могут этому только научить. Кстати, научный руководитель ИРР рассказал о таком феномене как «расовая слепота», вернее, об одном случае этого феномена. В одном из штатов США в школьном автобусе произошел инцидент: у ребенка отобрали какие-то вещи, ударили. И по описанию долго не могли найти обидчика: ну в кроссовках, ну в джинсах, ну такого-то возраста – школа же огромная, детей в автобусе было много. Потом выяснилось, что избил парня единственный ехавший в автобусе черный ученик. Но цвет кожи для этих новых американцев, воспитанных в абсолютно свободной от расизма атмосфере, настолько не значим, что они не называют его как особую примету. Они не замечают эту примету, в упор её не видят. И это в стране, где еще в 80-е годы прошлого века белые родители не пускали в «свои» школы цветных детей. А в 70-х еще действовали рестораны «только для белых». Но это для них уже - прошлый век. Мы-то живем со всем этим и во всем этом.

При том, что государственная миграционная политика уже потерпела всеми ощутимое поражение. Отсюда и эти метания с рынка на овощебазу.

Но надо признать, что идея «не обращать никакого внимания на национальность, точно также как и на расу» вряд ли поимеет успех в нашем обществе (хоть в мононациональном, как в Псковской области, хоть в страшно многонациональном как в Москве). Просвещение, общественный контроль – это такие хрупкие инструменты борьбы беспощадной толерантности с ксенофобией, что большинству их в руки и брать не хочется. Но рано или поздно придется.

Елена Ширяева